Из тупика
Шрифт:
За кормой катера забросало на волнах человеческий труп.
– Пароля не знал, - спокойно констатировал неизвестный.
– Вот и накрылся. Там, ниже по реке, всех идущих стреляют...
– А вы пароль знаете?
– спросил Вальронд.
– Знаю... Чего же курить у меня не просите?
– Ну дайте, - сказал Павлухин, убирая наган.
– Может, и выпить найдется?
– поинтересовался Вальронд.
– А как же!
– И в руках катерника блеснула бутылка.
– Для вас специально запасся. Вы у меня - пассажиры первого класса!
–
– Да брось ты, - шепнул ему мичман.
– Он свой в доску.
– Все у тебя "свои". Княгиню какую-то подцепил. Сейчас катим незнамо куда... Тоже мне: "гась-падин паль-ковник"!
В темноте Вальронд нащупал бутылку.
– Что тут?
– спросил на всякий случай.
– Не керосин ли?
– Пей, - прозвучало с кормы, - не ошибешься...
Вальронд глотнул из бутылки.
– О-о, "ямайка"!
С берега - выстрел; бежали тени солдат, и оттуда - возглас:
– Stop! Who is comming?
– Пароль, - сказал Вальронд.
– Быстрее отзовитесь.
– Пошли вы!..
– крикнул катерник в сторону англичан и под пулями, пригнувшись, прибавил на мотор оборотов; а когда выпрямился, сказал: - Вот вам и пароль - самый безотказный...
Павлухин протянул руку к бутылке:
– Дай и мне глотнуть.
– Он пил "ямайку", смотрел на силуэт человека на корме и теперь (только теперь) поверил...
Было еще темно, когда катер, раздвигая носом таинственные камыши, ткнулся в берег.
– Ну вот, - сказал неизвестный.
– А отсюда вдоль дорога выберетесь к нашим. А то вбили себе в голову Соломбалу...
Вальронд задержал в своей руке ладонь человека, и она была жесткой рабочей.
– Я не понял лишь одного, - сказал мичман.
– Княгиня, когда мы ей сказали...
– Княгиня?
– удивился неизвестный.
– Но я не знаю никакой княгини. Впервые слышу!
– Кто же тогда просил вас помочь нам?
– Николай Александрович... Прощайте, товарищи!
Из-за облаков вынырнула луна, и человек, поспешно надвинув кепку на глаза, запрыгнул обратно на катер. Завел мотор.
Павлухин в темноте нащупал руку Вальронда:
– Николай Александрович... да это же Дрейер?
– Верно, - кивнул Вальронд.
– Но теперь я уже совсем запутался. Спали и обедали у ее сиятельства, "ямайку" хлопнули с каким-то неизвестным, а теперь вдруг объявился и Дрейер...
Босиком они бодро шагали по тихой лесной дороге.
– Я понял только одно, - говорил Вальронд.
– Мы с тобой молоды. Мы с тобой неотразимы как мужчины, и нам, Павлухин, здорово повезло... Шагай, комиссар, шире. Дыши чудесным озоном. Мы живы, черт побери, и после нас бульбочка. на воде не останется!
Очень хорошо было им так шагать. Просто замечательно.
* * *
Еще издали светилась огнями баржа-ресторан - теперь столовая для красных частей... Котлас!
Спрашивается, что такое Котлас? Да ничего особенного -
Вернее - три реки: здесь смыкаются Сухона и Вычегда, отсюда, от самого Котласа, начинается Северная Двина, и здесь же она кончается. Именно отсюда, где трещат молотки судоремонтных мастерских и где бродят среди пакгаузов козы, можно попасть в Архангельск, в Вологду, в Вятку. Следовательно, Котлас - пуп всего севера, и его надо беречь.
Таков был приказ Москвы: предвидя худший исход, Ленин велел вывезти из Котласа все самое ценное. Но чтобы история с Архангельском не повторилась, велел укрепить весь этот район. Нельзя было допустить соединения в Котласе двух вражеских армий - с севера и из-за Урала.
...Вальронд с Павлухиным прибыли в Котлас в самый неподходящий момент: город бомбили с воздуха аэропланы. Разбрасывая бревна, как бы сама собой разобралась баня, и выскакивали оттуда голые распаренные бойцы. По английским самолетам били с земли из английских же "виккерсов".
Вальронд сказал Павлухину:
– Воспринимаю на слух - сорок миллиметров. Но у кого-то, видно, заедает автомат. Сукины дети, не следят за техникой!
Горящую баржу оттолкнули от берега, и она пошла факелом по течению. Голые стыдливо прятались за углы избенок, садились в картофельную ботву. Самые смелые и бывалые, презрев ложный стыд, дули что было сил через весь город прямо в реку - смывать мыло...
– Веселая обстановочка!
– сказал Павлухин.
Для начала пошагали на баржу-ресторан, где с бою добыли для себя две воблины и чайник кипятку. Не съели только хвосты и головы, но чайник выдули весь - с разговорами. Рядом сидел пожилой боец, крутя цигарку. Перед ним лежал коровий блин, уже засохший. Боец был добрый человек, и коровье дерьмо передвинул по столу к Вальронду и Павлухину.
– Опосля еды, - сказал он, клея цигарку языком, - ничего нет лучше, как курнуть. Ломай, кроши в пальцах... Бумажка-то е?
Навоз трещал и вспыхивал, словно порох. Это была жизнь, трудная жизнь, и от нее никуда не уйдешь. Каюта на крейсере "Глория" вспоминалась теперь как легкомысленный роман из чужой жизни...
Самокин был уже в Котласе, чтобы организовать оборону, и он принял Вальронда на следующий день. Велел подождать в кабинете, а сам спустился во двор. Из окна кабинета мичман видел необычную картину. Вдоль поленницы дров стояли на дворе офицеры бывшей царской армии. Старые и юные, общипанные от погон и прежнего блеска, иные в солдатских гимнастерках и обмотках, но с добротными чемоданами или с мешками. Это были офицеры - кадровые, боевые, военная косточка. Самокин в разговоре с ними опускал обидное слово "военспец" и обращался просто: "товарищи командиры"...