Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
«Восток-2».
Во время первого витка вокруг Земли он чувствовал себя так же хорошо, как
Гагарин. Столь же хорошо прошли и еще несколько витков. Но дальше
появились, как говорят в подобных случаях, элементы вестибулярного
дискомфорта, а если попросту, по-житейски, то — головокружение и даже
поташнивание. Правда, выявилось и одно обстоятельство, весьма
обнадеживающее: после того как Титов в полете отдохнул, поспал, наконец, просто немного привык (или, если хотите
состоянию невесомости, проявления «космической болезни» заметно ослабились.
А раз какое-то (безразлично, какое) явление способно не только усиляться, но и
ослабляться, то есть, иными словами, имеет как «передний», так и «задний» ход, значит, борьба с ним небезнадежна, на него можно влиять, им можно управлять, его можно взять в руки. Нужно только разобраться в том, какие факторы это
явление подталкивают, а какие тормозят. Разобраться, чтобы по возможности
заблокировать первые и всячески поощрять вторые. Словом, можно говорить о
какой-то стратегии. Впрочем, это, наверное, справедливо применительно не к
одной только проблеме влияния невесомости на человеческий организм. .
Но тем не менее первые сигналы, свидетельствовавшие о том, что такое
влияние существует, поначалу заметно обескуражили не одного из участников
нашей
315
космической программы. При этом — тоже интересная подробность — больше
всего приуныли как раз те, кто еще совсем недавно проявлял наиболее
безудержный оптимизм («Не так уж страшна оказалась.. »).
Вообще колебания, так сказать, средней линии наших воззрений по вопросу
«человек и невесомость» — или шире: «человек в космосе» — показались мне
впоследствии, когда я попытался их осмыслить, очень интересными не только в
узкопрофессиональном, но и, если хотите, в общечеловеческом плане. Если
попробовать изобразить эти колебания графически, получится ломаная линия с
гималайской высоты пиками и океанской глубины провалами.
Сначала— до полета Гагарина — тревоги, сомнения, опасливые прогнозы, вплоть до устрашающих предсказаний профессора Трёбста (помните:
«космический ужас», «утрата способности к разумным действиям»,
«самоуничтожение»?. ). Конечно, во власти этих тревог пребывали не все.
Больше того: те, от кого дальнейший разворот дел зависел в наибольшей степени, эти люди — во главе с Королевым и его ближайшими сотрудниками —
проявляли полную уверенность в успехе предстоящего полета. Но и они не могли
(да и не считали правильным) полностью игнорировать новизну затеянного дела.
Новое — это новое!
Следующий этап — после полета Гагарина — характеризовался, если можно
так выразиться, хоровым вздохом облегчения: все в порядке, беспокоиться
чем, человек в космосе чувствует себя отлично. В общем, ура, ура и еще раз ура!.
Но и на этом этапе существовало дальновидное меньшинство — на сей раз его
представляли в основном медики и физиологи, — призывавшее к определенной
осторожности в окончательных выводах и к некоторой дозировке восторгов. (Не
случайна была реплика В. В. Парипа на первом обсуждении итогов полета
Гагарина: «Это за полтора часа. .»)
И вот следующий излом нашей воображаемой линии: во время суточного
полета выясняется, что организм человеческий все-таки небезразличен к
прекращению действия гравитации, действия, на которое он прочно
запрограммирован генетически. Для людей, склонных к быстрым переходам от
отчаяния к восторгу и наоборот, налицо прекрасная возможность эту склонность
проявить.
316 Не буду подробно рассказывать о каждом следующем изломе зубцов нашего
воображаемого графика: и про то, как полеты Николаева и Поповича показали
эффективность придуманной «антиневесомостной» методики, и про то, как
уточнялись наши знания о ходе процесса адаптации человека в невесомости, и
про то, как длительные, многомесячной продолжительности полеты, предпринятые в последующие годы, поставили новую (или, если хотите, показали оборотную сторону старой) проблему — реадаптации человека после
долгого пребывания в невесомости. И про то, как была решена целым
комплексом средств и эта проблема (сейчас космонавты даже после самого
длительного, многомесячного полета, приземлившись, уверенно выходят из
корабля и через каких-нибудь несколько дней включаются в нормальный ритм
«земной» жизни). Хотя, конечно, никто сегодня не возьмет на себя смелость
поручиться, что следующие полеты не вызовут к жизни каких-то новых, до поры
до времени неведомых нам вопросов. .
Но сейчас я говорю о другом: о том, как причудливо движется вперед и
обрастает фактами любое сколько-нибудь сложное исследование — техническое, физиологическое, социальное, словом, любое — и как еще более причудливо
«отслеживается» этот процесс в нашем сознании. Как склонны мы бываем
абсолютизировать очередную, в общем-то частную, порцию добытой
информации. Как сильно зависим в сооружаемых нами прогнозах от того, что
называется состоянием вопроса на сегодня. И как непросто выработать в себе это
драгоценное для каждого исследователя свойство — умение смотреть вперед. .
История проблемы «человек и невесомость» дает тому убедительное
подтверждение.
. .Но все это пришло позднее.