Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
сосредоточенные, никто не шутит, разговоры идут только по делу. Явно полез
вверх второй эмоциональный пик этого полета.
Через сутки после старта «Восток-2» проходил над космодромом: земной шар
сделал под космической орбитой нашего корабля полный оборот. Сейчас Титов
пойдет на последний, предпосадочный виток. Должна начаться цепочка жизненно
важных сообщений: включение бортовой программы автоматического спуска, ориентация корабля, включение, а потом
приборного отсека и спускаемого аппарата.. Есть в этом потоке информации и
сигналы, так сказать, негативные, отсутствие которых как раз и свидетельствует, что все в порядке. Например, прекращение передач с борта спускаемого аппарата
говорит о том, что корабль идет исправно и вот уже вошел в плотные слои
атмосферы, где антенны — как им и положено по науке — сгорели. Сигнал
пропал? Очень хорошо! Значит, события протекают нормально... Говоря об этом, не могу не вспомнить яркое, эмоционально насыщенное и в то же время
предельно точное описание прилунения автоматической станции в рассказе «За
проходной» очень любимой мною писательницы И. Гре-
322
ковой. Персонажи рассказа, действие которого происходит в «дочеловеческий»
период космических исследований, напряженно слушают писк идущих от
станции сигналов. И вдруг писк обрывается — станция, как ей и следовало, уткнулась в Луну. Попали!.
Правда, в действительности все эти позитивные и негативные сообщения
стекаются далеко не так аккуратно последовательно, как я сейчас описал. Часто
их порядок не очень совпадает с истинной последовательностью происходящих
событий. Сообщения по наземным каналам связи идут медленнее, чем сменяются
этапы спуска космического корабля. Хронология нарушается. Вот, скажем, пеленгаторы, расположенные на черноморских берегах, уже доложили напрямую, непосредственно на космодром, о пропадании сигналов со спускаемого аппарата, а уже после этого вдруг поступает на корню устаревшее сообщение с дежурящих
в Атлантике кораблей о том, что, мол, во столько-то часов, столько-то минут и
столько-то секунд по московскому времени закончила работу тормозная
двигательная установка. Но ничего, все быстро становится на свои места, хронология событий восстанавливается, и делается ясно, что дела идут исправно
— по плану.
В десять часов восемнадцать минут по московскому времени (на космодроме
в этот час — самое пекло!) Титов благополучно приземляется.
И вот снова мы сидим в той же просторной прохладной (или это она нам
после среднеазиатского зноя кажется прохладной?) комнате в домике над Волгой.
Слушаем Титова.
В
четыре месяца назад здесь же, в этой комнате, слушали Гагарина. Только
космонавты как бы поменялись позициями: Юра сидит чуть ли не точно на том
самом месте, где сидел тогда Герман, а Герман — там, где 13 апреля отчитывался
Юра, и докладывает.
Сидящий рядом со мной член комиссии вполголоса замечает:
— Сейчас в этой комнате собралось сто процентов космонавтов, имеющихся
на земном шаре.
Действительно — сто процентов. Арифметика правильная, 323 А внизу, на первом этаже, снова ждут журналисты, Сегодня их уже немного
больше, чем было в прошлый раз: появилось два-три новых лица. Итак, мы
слушаем Титова.
Он многое успел за сутки пребывания в космосе.
Меня естественно, более всего интересует то, что по моей части: ручное
управление ориентацией корабля которое космонавт по заданию опробовал.
Титов отзывается о нем хорошо:
— Управлять кораблем легко. Никаких сложностей при выполнении ручной
ориентации не почувствовал.
Конечно, сегодня, когда пишутся эти строки, управление космическими
кораблями позволяет не только ориентировать их в пространстве, но и с одной
орбиты на другую переводить, и друг с другом стыковаться, на небесные тела
сажать. По сравнению с этими, реализуемыми в наши дни, возможностями
ручная ориентация «Востоков» выглядит весьма скромно. Недаром еще в то
время сказал о ней один инженер:
— Эта наша ориентация — вроде орудийной башни бронепоезда. Поезд идет
по рельсам независимо от воли башенного артиллериста. А он может только
вертеть свою башню куда хочет, но не повлиять на траекторию ее движения
вместе с поездом.
Сравнение показалось мне точным.
И в то же время — неточным!
Ведь, что ни говори, все, что люди умеют сегодня и будут уметь в будущем в
области управления космическими летательными аппаратами, все это началось 6
августа 1961 года, когда Герман Титов включил систему ручного управления, взялся за ручку, мягко отклонил ее—и космический корабль послушно вошел в
плавное, медленное вращение!
Кстати, о самой дате полета Титова.
Когда мы расселись, чтобы слушать его доклад, мой сосед бросив взгляд на
лежащую на столе свежую газету («Беспримерный космический рейс успешно
завершен!»), неожиданно спросил меня:
— Шестое августа. . А помнишь, какое событие было шестого августа?