Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
слегка, да и плотность воздуха в этих слоях ничтожная, но все же какое-то еле
заметное торможение при этом происходит.
Будет орбита ниже расчетной — и космический корабль, погружаясь в
атмосферу соответственно глубже, станет тормозиться чересчур интенсивно и, как только скорость его полета станет меньше первой космической (это около
восьми километров в секунду), неминуемо сойдет с орбиты и по длинной, растянувшейся на тысячи километров траектории устремится
говоря, сядет в незапланированное время и в незапланированном месте.
Кончиться добром такая посадка может только в порядке крупного везения, рассчитывать на которое в технике не стоит. . Для корабля Гагарина эта проблема
не существовала: за один виток космический корабль, успешно выведенный на
орбиту, так значительно затормозиться просто не мог — не успевал. А Титову
чрезмерно низкая орбита могла существенно подпортить дело — заставить
опуститься на Землю раньше истечения запланированных семнадцати витков.
С другой стороны, не было ничего хорошего и при отклонении в другую
сторону — чрезмерно высокой орбиты. В таком деле, как полеты, включая и
космические, приходится учитывать события даже предельно маловероятные.
Расчет на «авось не случится» тут не проходит. И если события эти
неблагоприятны, то для каждого из них должно быть заготовлено свое, если
можно так выразиться, противоядие.
В случае — почти невозможном (но убрать отсюда это «почти» нельзя) —
отказа тормозной двигательной установки корабль, летящий как искусственный
спутник Земли, остался бы навеки на своей орбите, если бы.. Если бы не то самое
подтормаживание, о котором мы только что говорили. Благодаря ему корабль
«Восток-2». двигаясь по своей нормальной, расчетной орбите (вот почему она не
должна была быть чересчур высокой!) и задевая на каждом витке земную
атмосферу, в конце концов — через несколько суток — зарылся бы в нее и
оказался бы на Земле,
320 Где именно? Я уже говорил, что это предугадать при такой «самодеятельной»
посадке невозможно. И риск тут достаточно велик.
Но, согласитесь, лучше уж такая посадка, чем трагедия вечного вращения
вокруг родной — вот она видна в иллюминаторах, — но навсегда недостигаемой
планеты. Да и необязательно вечного: если продолжительность полета сильно
превысила бы время, на которое рассчитаны системы жизнеобеспечения корабля
или хотя бы просто запасы пищи и питья, для космонавта это оказалось бы
практически равнозначно вечности. .
Сейчас на современных космических кораблях системы посадочного
торможения надежно задублированы, но на «Востоках» в случае отказа
(которого, кстати сказать, ни разу не произошло) оставалось бы уповать только
на естественное торможение. А для этого, повторяю, требовалось, чтобы орбита
не была чрезмерно высока.
Сцилла и Харибда!.
Вот вам еще одна из многих причин, вызывающих расход нервных клеток
как у космонавта, так и у всех, кто готовил его полет и сейчас следит за ним.
— Где параметры орбиты? Давайте их сюда! — требовал Королев. .
Каждый новый полет человека в космос приносил свое.
Приносил не только для науки и техники, ради чего, в сущности, в
значительной степени и предпринимался, но и в сфере гораздо более тонкой —
психологической. В том, как он воспринимался людьми, какие мысли и эмоции
вызывал. Это мы все почувствовали уже в первые часы полета Германа Титова на
«Востоке-2».
В полете Гагарина, едва завершился старт — корабль вышел на орбиту, —
как тут же, без малейшего перерыва, как говорится, на том же дыхании пошли
волнения, связанные с посадкой. Включилась ли автоматическая система спуска?
Как с ориентацией? Когда должна сработать ТДУ? И так далее, вплоть до
сообщения: «Приземлился. Жив. Здоров. Все в порядке». Словом, был единый, длившийся полтора часа эмоциональный пик.
Нечто новое пережили участники пуска «Востока-2». Уровень волнения был, естественно, пониже, чем во
321
время полета первого «Востока». Таких эмоциональных вспышек, какие выдавал
тогда Королев (да и не один только Королев), в августе я ни у кого не наблюдал.
Но зато наблюдал другое.
По мере того как Титов начал мерно отсчитывать один виток за другим, стартовое напряжение явно спало. Заполнившие комнаты управления полетом
люди (хотя их и распределили по трем дежурным сменам, но, разумеется, никто
из «недежурных» никуда не ушел) постепенно стали чувствовать себя свободнее
— не может же человек находиться в состоянии острого напряжения
беспредельно.
По углам пошли разговоры. Сначала вполголоса — на темы, непосредственно связанные с происходящим полетом. Потом погромче и на
темы, связь которых с полетом «Востока-2» прослеживалась не без труда.
Поступавшие с борта корабля и со станций наблюдения сведения давали все
основания для оптимизма: полет шел по программе. За ночь каждый урвал часа
по два-три для сна.
Но когда утром все опять собрались в комнатах управления полетом, сразу
почувствовалось, что атмосфера вновь электризуется: лица у людей