Избранное. Стихи, песни, поэмы

Городницкий Александр Моисеевич

Не разбирай баррикады у Белого дома

^(песня)

Александру Хочинскому

Белого дома защитник, коллега мой славный,Где ты сегодня? Тебя повстречаю едва ли.Время меняется – нынче февраль, а не август.Смолкли оркестры, цветы на могилах увяли.Снег обметал ненадёжной свободы побеги,В тёмном краю появляется свет ненадолго.Не обольщайся бескровной и лёгкой победой,Не разбирай баррикады у Белого дома.Вязнут в ушах о недавнем геройстве былины.Всем наплевать на смешную твою оборону.Вслед за игрушечным заговором КатилиныЦезарь идёт, открывая дорогу Нерону.Снова в провинции кровь потекла, как водица, –Дым на Днестре и ненастье в излучине Дона.Памятник этот ещё нам, дружок, пригодится –Не разбирай баррикады у Белого дома.Пусть говорят, что рубеж этот больше не нужен, –Скорбь о погибших, обманутых злая досада.Всюду измена – противник внутри и снаружи, –Нас одолела ползучая эта осада.«Вечно добро» – объясняли тебе не вчера ли?Пообветшала наивная детская догма.Нас торгаши обучают сегодня морали –Не разбирай баррикады у Белого дома.Скоро

ли снова мы танковый грохот услышим,Ранней весной или поздним засушливым летом?В небе московском у края заснеженной крышиДымный закат полыхает коричневым светом.Старых врагов незаметно сменили другие,Сколько ни пей, эта чаша черна и бездонна.Не изживай о победной поре ностальгии,Не разбирай баррикады у Белого дома!1992

Молитва Аввакума

^(песня)

Боже, помоги, сильный,Боже, помоги, правый,Пастырям своим ссыльным,Алчущим твоей правды.Стужа свирепей к ночи,Тьмы на берега пали.Выела вьюга очи –Ино побредём дале.Боже, помоги, крепкий,Боже, помоги, святый.Глохнут подо льдом реки.Ужасом сердца сжаты.Плоть мою недуг точит,Грудь мою тоска давит,Нет уже в ногах мочи –Ино побредём дале.Господи, твой мир вечен –Сбереги от соблазна;Льстивые манят речи,Царская манит ласка:«Много ли в цепях чести?Покаянье беда ли?Три перста сложи вместе!» –Ино побредём дале.Впору наложить руки.Воют за плечом черти.Долго ли сии муки?Аж до самыя смерти.Жизнь, моя душа, где ты?Дышишь ли ты, жива ли?Голос мой услышь с ветром! –Ино побредём дале.Тлеет ли свеча в храме,Ангел ли в ночи трубит,В мёрзлой ли гниём яме,В чёрном ли горим срубе,Душу упокой, Боже, –Долго мы тебя ждали.Век наш на Земле прожит –Ино побредём дале.1992

В Михайловском

Мчится тройка – ближе, ближе,И проносится в ночи.Одинок и неподвиженОгонёк твоей свечи.Не уснуть подобно прочим, –Воет ветер над стрехой.Это бес тебя морочитТёмной полночью глухой.То коснётся половицы,То застонет у крыльца.Воротили бы в столицу,Чтоб не спиться до конца!Подопри рукой затылок.Чёрный сон, – бессилен онПеред ящиком бутылок,Что из Пскова привезён.Истопить прикажем баньку,И раскупорим вино,Кликнем Зинку или МанькуИли Дуньку – всё равно.Утешайся женской лаской,Сердце к горестям готовь.Скоро, скоро на СенатскойГрянет гром, прольётся кровь.Сесть бы нам с тобою вместе,Телевизор засветить,Посмотреть ночные вестиИ спокойно обсудить.Страшновато нынче, Пушкин,Посреди родных полей.Выпьем с горя, – где же кружки?Сердцу будет веселей.1992

Меншиков

^(песня)

Лошади каурые, крепка снасть,Лишь мосток некрашеный трещит.С перепою хмурый он князь, князь,Государя нашего денщик.Лошади по городу тук-тук,Лошади по городу топ-топ.А за ними ворона круг, круг,На четыре стороны топь, топь.Лошади по городу цок-цок,А перед каретою цуг, цуг,Жалован Ижорою герцог,Государю Петеру друг, друг.Государю Петеру камрад,С голубою лентою камзол.Если хама плетию – хам рад,Ежели молебеном – хам зол.Меж фасадов розовых вскачь, вскачь,По снегу морозному вжик, вжик.Кулинар берёзовых каш, каш,Будешь ты в Берёзове жить, жить.Скор за занавесками шаг, шаг,Иноходи-поступи в лад, в лад.Королевству Свейскому шах, шах,Королевству Польскому мат, мат.Сбруи позолочены, бренчат,Колесо накатано, скрип, скрип,А возле обочины – чад, чад,Крепостных да каторжных хрип, хрип.Им по свае молотом бить, бить,Не сменив исподнее, пропасть,Петербургу-городу быть, быть,И на то Господняя власть, власть.Колокол на Троице дон-дон,Белая холодная пыль, пыль,Скоро здесь достроится дом, дом,А под ним болотная гниль, гниль.По Неве над рёбрами льдин, льдинКрест могильный, веха ли – топ, топ.Бубенец серебряный динь-динь,Вот мы и приехали – стоп, стоп.Ветер, словно леший во лесах – лют,Конские загубники, зима, стынь.Седоку светлейшему салют,Душам позагубленным – аминь.Вьюгой завивается снег, снег,По-над их могилами синь-наст.Новый начинается век, век –Господи, помилуй и спаси нас!1992

Ахилл

На афинском базаре я эту картинку купил,Под старинную фреску подделанный грубый лубок.Вспоминаю тебя, быстроногий красавец Ахилл,Полукровка ахейский, что был полугрек-полубог.Понимаю тебя, неподвижно сидящий Ахилл.Отражает твой профиль щита потускневшая медь.Шлемоблещущий Гектор с тобою в сравнении хил:Победил он Патрокла – тебя ему не одолеть.На него регулярно садится ночами жена,В нарастающем ритме сгибая раскрылия ног.У троянца жена, у тебя же, увы, ни хрена, –Вот убили Патрокла, и сделался ты одинок.Вот убили Патрокла, и сразу не нужен успех,Понапрасну связался ты с этой Троянской войной.Почерневшая кровь его твой покрывает доспехС золочёной насечкой коринфской работы ручной.На троянские стены сырой опускается мрак,Только крик часовых и собак несмолкающий лай.Что тебе Агамемнон, надутый и старый дурак,Хитроумный Улисс, рогоносец тупой Менелай?Вот убили Патрокла, и жизнь тебе недорога.Жадной

грудью вдыхая рассола эгейского йод,Ничего ты не видишь – лишь сильное горло врага,Что, обняв Андромаху, из кубка тяжёлого пьёт.1992

Горный институт

Владимиру Британишскому

Наш студенческий сборник сожгли в институтском дворе,В допотопной котельной, согласно решенью парткома.Стал наш блин стихотворный золы неоформленным комомВ год венгерских событий, на хмурой осенней заре.Возле топкого края василеостровской земли,Где готовились вместе в геологи мы и поэты,У гранитных причалов поскрипывали корабли,И шуршала Нева – неопрятная мутная Лета.Понимали не сразу мы, кто нам друзья и враги,Но всё явственней слышался птиц прилетающих гомон,И редели потёмки, и нам говорили: «Не ЛГИ»Три латунные буквы, приклёпанные к погонам.Ветер Балтики свежей нам рифмы нашёптывал, груб.Нас манили руда и холодный арктический пояс.Не с того ли и в шифрах учебных студенческих группСодержалось тогда это слово щемящее «поиск»?Воронихинских портиков временный экипаж,Мы держались друг друга, но каждый не знал себе равных.Не учили нас стилю, и стиль был единственный наш:«Ничего кроме правды, клянусь, – ничего кроме правды!»Не забыть, как, сбежав от занятий унылых и жён,У подножия сфинкса, над невскою чёрною льдиной,Пили водку из яблока, вырезанного ножом,И напиток нехитрый занюхивали сердцевиной.Что ещё я припомню об этой далёкой поре,Где портреты вождей и дотла разорённые церкви?Наши ранние строки сожгли в институтском двореИ развеяли пепел – я выше не знаю оценки.И когда вспоминаю о времени первых потерь,Где сознание наше себя обретало и крепло,Не костры экспедиций стучатся мне в сердце теперь,А прилипчивый запах холодного этого пепла.1992

«Глаза закрываю и вижу…»

Детство моё богато чужой позолотой,Которую я полагал своей.Кованный лев на чугунных воротах,Золототканые шапки церквей,Мрамором связанное пространство,Летнего неба серебряный дым,Всё, что себе я присваивал страстноБудучи молодым.Всё, что щекочет усталые нервы,Всё, что с младенчества взглядом впиталТаинством первым, любовию первой,Неистребимый даёт капитал.Вот изначальное виденье мира,Где уживаются ночью и днёмБедный уклад коммунальной квартирыИ янтари куполов за окном.Старых дворцов ежедневное чудо,Вязкая от отражений вода.Брошенным буду, безденежным буду, –Нищим не буду уже никогда.1992

«Глаза закрываю и вижу…»

Глаза закрываю и вижу:Во мраке невидимых вод,Как прежде, подвижный в подвижном,Подводный кораблик плывёт.Он будит, светящийся атом,Глубин непрозрачный покой.И я там когда-то, и я тамК стеклу прижимался щекой.Меж скал ноздреватой породыПридонное время текло.Смотрела чужая природаНа нас через это стекло.Там в облаке взвешенной пылиКрутой кипяток закипал,Лиловые гейзеры били,Неся растворённый металл.В расплавленном этом металле,Где красная встала трава,Коричневой серой питалисьТаинственные существа.Пьянея от этих открытий,Поднявшись, мы пили вино,Чтоб было число наших всплытийЧислу погружений равно.И в медленном солнечном дыме,Над тёмной вися глубиной,Мы делались сами иными,Соседствуя с жизнью иной.1992

Остров Израиль

Эта трещина тянется мимо вершины Хермона,Через воды Кинерета, вдоль Иордана-реки,Где в невидимых недрах расплавы теснятся и стонут,Рассекая насквозь неуклюжие материки.Через Негев безводный, к расселине Красного моря,Мимо пыльных руин, под которыми спят праотцы,Через Мёртвое море, где дремлют Содом и Гоморра,Словно в банке стеклянной солёные огурцы.Там лиловые скалы цепляются зубчатым краем,Между древних гробниц проводя ножевую черту.В Мировой океан отправляется остров Израиль,Покидая навек Аравийскую микроплиту.От пустынь азиатских – к туманам желанной Европы,От судьбы своей горькой – к неведомой жизни иной,Устремляется он. Бедуинов песчаные тропыОборвутся внезапно над тёмной крутою волной.Капитан Моисей уведёт свой народ, неприкаян,По поверхности зыбкой, от белых барашков седой.Через этот пролив не достанет булыжником Каин,Фараоново войско не справится с этой водой.Городам его светлым грозить перестанет осада,И над пеной прибоя, воюя с окрестною тьмой,Загорится маяк на скале неприступной Масады,В океане времён созывая плывущих домой.1993

Фельдфебель Шимон Черкасский

^(песня)

Кавалер Святого Георгия,фельдфебель Шимон Черкасский,Что лежит на Казанском кладбищев Царском Селе осеннем,Представитель моей отверженнойв этой державе касты,Свой последний бивак наладившийздесь, под дубовой сенью.Гренадёр императорской гвардии,выходец из кантонистов –Нелюбимых российских пасынковвыпала с ним судьба нам.Неродного отечества радибыл он в бою неистов,Управляясь в часы опасностис саблей и барабаном.Давний предок единокровный мойфельдфебель Шимон Черкасский,За отвагу на поле браниорден свой получивший,Обладатель ружья огромногои медной блестящей каски,В девяносто четвёртом раненый,в девяносто шестом – почивший.Ах, земля, где всегда не хваталонам места под облаками,Но которую любим искренне,что там ни говорите!Ощущаю я зависть тайную,видя надгробный камень,Где заслуги его записаныпо-русски и на иврите.И когда о последнем старте ядумаю без опаскиИ стараюсь представить мысленнопуть недалёкий сей свой,Вспоминается мне лейб-гвардиифельдфебель Шимон Черкасский,Что лежит под опавшими листьямина окраине царскосельской.1993