Избранное
Шрифт:
— Я слышала, что господа студенты занялись этим делом, а Сабахаттин-бей в свой черед занялся студентами. Но вот что мне подумалось: а вдруг господин полковник проведает, что и я встряла в это дело? Он ведь тогда сожрет и меня, и все наше семейство вместе с-потрохами. Этот человек не знает, что такое жалость. По его приказанию полицейские начнут бить нас по ступням, пока кожа не полопается.
— Что да, то да. Если прознает, непременно прикажет бить. В том-то и фокус, чтобы провернуть так, что б и комар носу не подточил. Ты видишь, я тоже подключилась к этой операции. Наверно, и супруга Нежата-бея
— Да я хоть до конца своих дней молчать буду, но…
— Что?
— А вдруг проболтается Незахат-ханым, жена Нежата-бея? И станет известно, что и я замешана в этом деле… Ох, боязно мне…
— Мы ей строго-настрого накажем держать язык за зубами. Мурат-бей находится сейчас у нее.
Опустив голову, Гюльджан надолго задумалась.
— Не беспокойся, — сказал я, — никто из нас не проболтается. Будь мы болтунами, то разве затеяли б такое дело?
— Значит, Мурат-бей предупредит Незахат-ханым?
— Непременно.
— А вдруг она не захочет да и расскажет своему мужу?
— Не расскажет. Ты же знаешь их отношения с Муратом. Если она проболтается, он ее сразу же бросит. Кому она будет нужна после этого?
Гюльджан стыдливо потупилась.
— Конечно, я знаю обо всем, что здесь происходит, но помалкиваю и делаю вид, будто ничего не знаю.
— И правильно делаешь. Люди нашли общий язык — кого это касается? Кому какое дело до других?
— В городе все просто. Случись такое в деревне…
— В деревне — другой разговор. У Нежата-бея тоже есть связь на стороне. Слышала об этом?
— Как не слышать? Пока приберешься в квартирах, чего не наслышишься.
— Языки чешут по большей части те, кто сам не прочь вести такой же образ жизни, но не может.
— Это так… Мне и впрямь ни до кого нет дела. Я тут жилы из себя тяну, надрываюсь только ради того, чтобы вывести в люди своих троих детей, дать им грамоту.
— Нам не хочется втягивать тебя в это дело против твоей воли. Все, что ты говоришь, справедливо. Но ведь и о человеколюбии забывать нельзя. Или его вовсе не осталось? Где это видано — отнимать ручную куропатку у ребенка, который сам за себя постоять не может? Хитростями, ложными обещаниями обмануть его отца…
— Да, обещал устроить на работу и не выполнил обещания.
— А сам удочки сматывает.
— Да, я слышала.
— Мальчик сильно привязан к своей куропатке.
— Деревенский мальчик вырастил, приручил куропатку, и вот, пожалуйста…
Сема открыла бутылку с соком, налила Гюльджан. Потом принесла ворох одежды и белья — светло-розовую пижаму, шерстяную кофту, халат, полотенце.
— Пижама и халат тебе, — сказала она. — Кофту отдашь Али или придержи пару лет, пригодится Гюрселю. Только пойми меня правильно, я тебе даю эти вещи не как вознаграждение, а чтобы твой муж не заподозрил ничего. Пусть думает, будто ты приходила только ради них.
— Ах, Сема-абла, если я стану вам помогать, то разве ради подарков? Эльван-чавуш — мой родственник. Как-никак кровь у нас одна…
— Люди не должны отрываться от своих корней.
— Разумеется.
— Сема-ханым и Гюльджан-йенге, послушайте меня. У нас осталось совсем мало
— Я слышала, они еще с недельку здесь пробудут.
— Всего неделю! Да это же почти ничего! А у нас еще даже план действий не разработан. Может, тебя, Гюльджан, позовут помогать им упаковывать вещи?
— Они собираются устроить коктейль перед отъездом.
— Придумай же что-нибудь, Гюльджан! Не рассчитывай только на нас. Новая куропатка находится пока в другом месте, но завтра к десяти утра мы ее доставим сюда. Твое дело подменить Яшарову куропатку другой. И так, чтобы даже Бетти-ханым ничего не заметила.
— Она-то не заметит. Тут главное, чтобы самого дома не было. Одна надежда, что в суете последних дней им будет не до куропатки. Ой, не знаю, удастся ль мне это…
— Приходи ко мне завтра с утра, будто на уборку. Вместе подумаем, — сказала Сема.
— Я должен побывать в их квартире, чтобы знать расположение комнат.
Сема хлопнула в ладоши:
— Не обойтись нам без помощи Незахат-ханым. Она окончила американский женский колледж в Арнвуткёе, знает английский. Было б замечательно, если б Мурат-бей сумел привлечь ее к нашему делу.
— Слава Аллаху, жены наших коммерсантов получают образование в иностранных колледжах.
— Раз мужья сотрудничают с гявурами, женам нужно знать чужой язык.
— В любом случае Незахат-ханым должна помалкивать — будет она нам помогать или не будет. Если мой Али проведает, что и я замешана, он меня просто-напросто прирежет.
— Мурат-бей предупредит ее, да и мы тоже.
— Уж если ты, Гюльджан-йенге, решилась, то должна набраться храбрости, — сказал я. — У чересчур осторожных руки-ноги будто связаны.
— Наша Гюльджан — молодчина, не то что трусоватый Али. Я с первого взгляда поняла, что они совсем разные по натуре люди. К тому ж у нее есть собственная голова на плечах, пусть подумает, в дурное дело мы ее втягиваем или в благородное. Пусть как следует взвесит все «за» и «против».
— Это ведь и твое дело, Гюльджан-йенге.
Вдруг Гюльджан рассмеялась:
— До чего ж мне нравится, когда Тургут-бей называет меня «йенге»! Он сам и его друзья все такие славные, да пошлет им Аллах крепкого здоровья. Сколько времени живем в одном доме, ни разу не слышала от них дурного слова.
— Спасибо, йенге, у тебя доброе сердце.
Из-под платка Гюльджан выглянули туго забранные волосы, она тут же смущенно поправила платок. Когда она смеялась, лицо ее краснело и она становилась очень миловидной — глаза большие, зубы ровные и белые-пребелые. Кисти рук у нее были крупнее, чем у всех знакомых мне женщин, например у Семы. Она была, как все крестьянки, крепка в кости и широка в бедрах. Но ни единый грамм лишнего жира не обременял ее тело. И она держалась с достоинством передо мной и Семой. В ней было хорошо развито сознание долга. Я думаю, что Гюльджан польстило, что мы обратились за помощью именно к ней. И если она колебалась, то вовсе не потому, что не могла принять решение — она уже давно была готова к нему, — просто ей хотелось до конца убедиться, может ли она всецело положиться на нас. Такие, как она, приняв решение, уже никогда не отступаются и доводят дело до конца.