Избранное
Шрифт:
— Кретова, — подсказал Гуржап. — А могла бы стать Харахиновой. Харахин — Черная гора. Черногоровой, значит. Ээ, Васька, зачем отбил девку?! — нарочно запричитал Гуржап, щуря и без того узкие глаза.
— Ну, пойду, — сказал Семен. — Пока…
— Обсохнешь если, пиши. Вышлем денег, — сказал на прощание Лебедь. — Запомни, Сергей Юрьевич Лещев…
Семен мотнул головой и, не оглядываясь, зашагал по тропе, мимо баньки, через речушку, к подножке гольца, потому что не хотел показывать им, столпившимся возле жилухи, свои глаза. А творилось с Семеном
Перевалив, Семен с трудом отдышался, посидел на камне, машинально разгреб сапогом снег и докопался до земли, до синеватого ягеля. Зачем-то оглянулся, достал из кармана целлофановый пакет из-под конфет и, сорвав несколько веточек, аккуратно вложил их внутрь. Снег холодил руки, тонко подвывал ветер, шумел по распадку ручей, и небо опрокинулось над Семеном огромное, без облаков. Пахло талым.
Утром на Чае Семен довольно быстро оформил расчет, получил деньги и вечером — вертолет ожидался на следующий день — сидел в клубе и смотрел кино. Лента рвалась, мельтешила царапинами и называлась «Женщины Востока».
Фильм смотрели напряженно, со вздохами, на экране страдали красивые женщины, обманутые красивыми мужчинами, и особенно понравилась Семену та, которая отказалась лететь в самолете, но принесла перед самым отлетом туфли с запрятанными в каблуки бриллиантами, а сама ушла босая и гордая опять в кабак, к проституткам.
Семен расстроился после такой картины и крепко выпил в столовке, угощая незнакомых помбуров, густо облепивших стол.
А над Огарском весна глумилась вовсю. Летное поле разбухло, дорога, уходящая в порт, расползлась, и показалась жирная грязь. И первым делом отправился Семен в парикмахерскую. Ему пришлось выждать солидную очередь, день был субботним, пока не замотала его незнакомая девчонка, с толстыми, ярко крашенными губами, простыней.
— Как будем стричься? — спросила она Семена.
— Как покрасивше…
— Канадку сделаем. Самая мода. — Девчонка застучала ножницами, и полетели на пол густые белесые волосы Семена.
Бороду Семен решил сбрить, и бритва зашуршала, отвоевывая у пены белую кожу. Когда все кончилось, перед Семеном в зеркале сидел незнакомый парень.
В универмаге Семен купил кожаную куртку на «молнии», светлый плащ, брюки и ботинки на толстой подошве. Ковбойку он выбрал поярче и со всем этим подался в гостиницу, где работала администратором знакомая Семену эвенка Мария.
К вечеру из гостиницы вышел крепкий молодой мужчина, одетый если не по последней моде, то довольно выразительно: завтра он полетит над Байкалом в Иркутск, и… все было нормально.
А пока решил Семен отдохнуть в чайной.
Полгода прошло с того дня, как сидел последний раз Семен здесь с Голованом, а ничего не изменилось вроде. Все те же бородачи толпились возле буфетной стойки, за которой возвышалась тетя Поля, тот же фикус маслянисто поблескивал широкими листьями,
— Здравствуй, Полина! — сказал Семен.
Гора в накрахмаленном кокошнике зашевелилась, глянула на Семена цепко и внимательно.
— Чего тебе?
— Не узнаешь? Семен я…
— А-а… А я думаю, откуда такой красавец?
— Оттуда, — мотнул Семен головой куда-то в сторону.
— Ну-ну… Пить будешь? Коньяк есть.
Полина плавно заколыхалась за стойкой. Когда-то давно она работала на Бурундукане. Там ее Семен встретил впервые и запомнил навсегда таскающей мешки с мукой. Полина не спеша подхватывала под каждую руку по кулю и, шаркая слоновыми ножищами, несла их в склад. Парни столбенели от этакой силушки.
— А где Голован? — спросила Полина, пододвигая Семену бутылку. — Восемь семьдесят…
Семен сунул десятку.
— Без сдачи. Нет Голована…
Полина еще раз глянула на него.
— Слыхала я… Такого артиста потеряли.
— Ты-то со мной выпьешь?
— Не… Печень болит. Отгулялась я, Сема…
И Семен усмехнулся про себя, вспомнив нелегкую строчку Голована: «Недолго музыка играла…»
— А может, чутельку?
— Отстань, — отрезала Полина. — Сам пей. И вот возьми яблоки… По старой дружбе…
Семен взял четыре крупных желтых яблока и пошел к столу. Знакомых лиц не встречалось, только однажды, когда Семен уже допивал бутылку, ему почудилась в двери знакомая личность. Играло на стене радио, за окнами темнело. От нечего делать Семен крутил в руках толстую обложку меню.
Сколько раз за свою жизнь попадалась ему на глаза эта знакомая цветная картинка с надписью: «Будете в Москве, посетите ресторан «Прага».
«Посетите ресторан «Прага»… Сидели за столиками какие-то люди, в широкие окна лился свет, на скатертях поблескивал хрусталь… «Посетите ресторан «Прага»…
Семен вглядывался и вглядывался в картинку… Потом она ожила, задвигалась, зашумела…
…Ресторан жил от Семена отдельно: своими звуками, шумами, музыкой, блеском, запахами. И тощую, сильно крашенную певицу на эстраде он почти не слышал. Вся эта белизна, блеск, шум стояли где-то сейчас далеко-далеко, по ту сторону фразы «потому что ее нет…», и Семен, повторяя ее без конца про себя, все ясней и глубже ощущал горечь смысла, заложенного в нее.
И еще — «потому что ее нет…», и еще, и еще…
— Почему ее нет? — спросил Семен, мысленно придя к Ирине в Москве, на Флотскую улицу.
— Потому что ее нет, — сказал веселый парень и, прицелившись в Семена левым глазом, добавил: — Прывет!
Видно, он уловил складность фразы и, закрывая перед вконец ошарашенным Семеном дверь, с удовольствием еще раз весело повторил:
— Потому что ее нет. Прывет!..
…На этот раз певица возникла перед микрофоном в голубом, наглухо обтянувшем ее платье. «Что она там нудит?» — вяло и почти беззлобно подумал Семен.