Избранное
Шрифт:
— Угощайтесь, чай хорош, свежей заварки, — предложила она.
— Хозяйка, надеюсь, составит компанию, — сказал Владимир Ильич, — а то от скуки закиснем.
Надежда Кондратьевна улыбнулась. С утра и до обеда Ленин писал, со связной Токаревой отправил пакеты в «Правду» и к Аллилуеву, затем принял приезжего, тот был в блузе, ситцевой косоворотке, брюки из чертовой кожи, из-за голенища торчал деревянный складной метр. Надежда Кондратьевна как глянула на его походку, выправку — догадалась: военный, видимо, с фронта. Больше часа беседовали. Когда он ушел, Владимир Ильич спустился вниз, сжег бумаги в плите.
Плотно занавесив окно, Николай
— Берут с разбором, патриотически настроенных и равнодушных, — рассказывал Николай, — без протекции кума, свата лучше и не суйся.
Спасающиеся от мобилизации, пришлые могли проникнуть в местную партийную организацию, наделать бед, об этом Владимир Ильич и сказал Николаю.
— Без малого два столетия назад осели оружейники на реке Сестре, притерлись, щель и хитрому чужому не найти к нам в организацию, — сказал Николай. — Арсенал у партии был, есть и будет. Потребуется — мастерские в домах откроем, потребуется — замки с арсенала собьем. Восставших против орд Керенского без винтовок не оставим.
Незаметно разговор перешел на житейские дела, Владимир Ильич поинтересовался, как Надежда Кондратьевна управляется с хозяйством и такой оравой мальчишек.
— Иной день и на минуту не присядешь, а на судьбу не жалуюсь. В дедов внуки идут, — Надежда Кондратьевна стрельнула глазами, — и чуточку в отца. Помогают, дров наколют, воды натаскают и в главном успевают, грамота всем дается. И Кондратий хорошо учится, а с весны нас печалит.
— Выбью дурь, — Николай сердито покосился на жену.
Из сыновей Емельяновых Кондратий показался Владимиру Ильичу самым серьезным. Странно, что он-то больше всего беспокойства вызывает у родителей.
— Характер ломать нельзя, — заступился Владимир Ильич. — Покладистость порою — та же ржавчина.
— Ровного-то ничего в жизни нет, вот сирень в одночасье сажали, а растут кусты по-разному, — возразила мужу и Надежда Кондратьевна. Она очень переживала за Кондратия, боялась, что Николай круто возьмет.
— Оберегаешь, слепая, не по той дороге идет Кондратий, — заговорил Николай. — Мои братья — Василий и Иван — много ли были его старше, когда первый раз очутились в тюрьме? Твой брат Александр от политики за версту держится, а винтовки в этом сарае помогал собирать. Кондратий умом не обижен, а по пятам ходит за Веником, во всем анархисту подражает, клинья вшил в штаны. Ветер подует — смех, парень в юбке.
Владимир Ильич слушал сосредоточенно, подперев кулаком подбородок.
Разошелся Николай, вскочил со стула, Надежда Кондратьевна поправила занавеску.
— В коммерческом кое-кто из учителей насаждает дух эсеров и анархизма, наслушался Кондратий, а башка еще не в состоянии разобраться что к чему. У анархистов речи медовые, яд-то взрывной глубоко запрятан. Прямо хоть забирай парня из училища.
— Неудивительно, что молодой человек заблуждается. — Владимир Ильич старался разрядить обстановку. — Сложная сейчас жизнь в России. В голове у шестнадцатилетнего от дум, вопросов карусель. Была революция в России или не была? Царь подписал отречение или не подписал? «Марсельезу» на улицах распевали или не распевали? Изменений-то почти нет в стране. Люди верят в Учредительное собрание. Патриотические чувства еще властвуют над умами людей. Немцы топчут русскую землю, а большевики
Николай только теперь понял, в чем беда сына. Кондратий мало повинен в своих заблуждениях — время сложное, вот если бы Владимир Ильич поговорил с парнем, наставил на ум…
И то, о чем Николай так и не осмелился просить, случилось буквально на другой день. Солнце перекалило крышу, в сарае — дух парильни. Владимир Ильич едва дождался прогулки. Он очень устал. Приезжал товарищ из Центрального Комитета посоветоваться. На VI съезде партии могут возникнуть разногласия относительно лозунга «Вся власть Советам!». Ленин предлагал его временно снять. После июльских событий обстановка в стране изменилась. Меньшевики и эсеры, имевшие большинство в Советах, предали революцию. Кончилось двоевластие. Власть, всю полноту власти захватила буржуазия и начала открыто расправу с рабочими, крестьянами, с революционно настроенными солдатами и матросами.
После отъезда товарища Владимир Ильич немножко отдохнул на свежем сене, приоткрыв дверь на чердаке, затем написал статью в «Правду». Просмотрел газеты. Обрастает все «новыми подробностями» клевета провокатора Алексинского. Прокуратура заканчивает «следствие» об измене Ленина и его ответственности за июльские события, которые теперь подаются уже как заговор большевиков…
Было на редкость тихо в усадьбах, что выходили к озеру. Владимир Ильич с удовольствием размялся на дорожке. Неожиданно скрипнула калитка. Вернулся Кондратий.
— Издалека, Кондратий? — тихо окликнул Владимир Ильич. — Как Веник поживает?
Кондратий замер. Мать успела нажаловаться.
— Веника в Кронштадте хорошо знают. Только известность известности рознь, — заговорил Владимир Ильич. — Плохо кончит ваш знакомый. Этот анархист мастер громить, грабить, избивать инакомыслящих.
— Веник — честный человек, храбрый, отчаянный в своей правде, — заступился Кондратий.
— Посидим, — предложил Владимир Ильич и первый опустился на ступеньку крыльца.
Кондратий не решился сесть, Владимир Ильич привстал, усадил его рядом и спросил:
— В чем же проявляется храбрость Веника? Это он кинулся на монархиста, который из окна квартиры на Владимирском проспекте стрелял из пулемета в рабочих и матросов?
Кондратий от Зофа слышал, что произошло третьего июля в Петрограде. Люди вышли на улицу, требуя передать всю власть Советам, кончить с войной, кончить с дороговизной…
— На Владимирском не был Веник, но он не трус, — обронил Кондратий. — Веник в этот день в Тарховке реквизировал яхту у сына статского советника.