Избранное
Шрифт:
Тут потребовали воды и другие пулеметчики. "Ишь ты, водоноса себе
нашли! Ну да уж ладно..."
Я пошел с ведром по вагону.
Переменили воду, и опять пошла стрельба. Но вскоре Панкратов
скомандовал отбой.
– Ускользнули, собаки, - сказал он, поднимаясь от крайней
бойницы, через которую вел наблюдение. - Все-таки прошли нашим во
фланг!.. Ну ничего, положили мы их немало. Попомнят пулеметчиков
первого полка!
Некоторое
вышки был самый дальний обстрел. Наконец заглох и он.
– Шабаш!
– сказал пулеметчик и спрыгнул вниз.
Поезд остановился, и красноармейцы, потягиваясь и разминаясь,
начали приборку вагона.
Я решил воспользоваться остановкой и сбегать в орудийный вагон.
Очень уж мне хотелось взглянуть на наших артиллеристов: ведь боевое
крещение ребята получили! "Сбегаю погляжу на них, а заодно и
распоряжение от командира получу, - подумал я. - Должно же быть мне
какое-нибудь распоряжение!"
x x x
Я вышел из вагона. Мы стояли среди поля. Кругом были холмы, а
позади нас, невдалеке от железной дороги, роща. Я сразу узнал ее по
березкам, у этой рощи мы и начали бой. Пока сидел в вагоне, казалось -
куда как далеко ушли, а вот она, роща, - рукой подать!
Я постоял, вдыхая свежий воздух. Солнце пекло уже вовсю. Но после
броневого вагона и на солнце нежарко. Здесь освежает ветерок, а там,
под броней, как в духовом шкафу.
Поостыв немного, я начал пробираться от хвоста поезда вперед.
Ступать пришлось по самому краю вязкого песчаного откоса, и я цеплялся
за буксы и за каждый выступ вагона, чтобы не съехать вниз.
Кругом было тихо, безлюдно. А в это же самое время где-то совсем
недалеко, за холмами, шла жаркая схватка. Там трещали пулеметы, часто
и беспорядочно щелкали ружейные выстрелы и ежеминутно все покрывалось
протяжным гулом артиллерии.
Вдруг - щелк, щелк... Вот черт, да и сюда пули залетают!
Я пригнул голову, пошел быстрее, но скоро наткнулся на подножку
паровоза. Чтобы не делать обхода, я вспрыгнул на подножку. Заглянул в
будку машиниста. Вот они тут как устроились! Целую баррикаду из дров
наворотили, прямо саперы. Никакая пуля их не достанет!
– Ну как, - говорю, - товарищи, у вас все в порядке?
Из-за дров показалось чумазое лицо кочегара, за ним блеснула
серебром фуражка машиниста.
– А вот вы с вашим начальством за фонари мне ответите, -
пригрозил
– Какие фонари?
– А такие фонари. Пора уж понимать: не царское имущество - свое,
народное...
– Он пустил из водомера струю пара, сердито закрыл вентиль
и стал в дверях. - Почему не предупредили, чтоб фонари я снял? Куда я
теперь с фонарями, если их пулями расшибло?.. Вот и ответите, раз вы
здесь начальники!
– Ну-ну, разворчался... Тут бой, а он с фонарями...
Я спрыгнул с подножки, чтобы идти дальше... Глянул вперед... Что
это? Человек под поездом! Лежит возле самого вагона, уткнувшись в
песок, и не шевелится... Да ведь это Богуш, наш командир!
Я подбежал к нему. Тронул его за плечо, просунул руку под френч,
нащупываю сердце...
Жив! Тьфу ты, как он меня перепугал!..
Богуш застонал, медленно приподнялся на песке, сел и вскинул на
меня глаза. Бледный, губы дрожат. Правой рукой он судорожно сжимал
левую повыше локтя, а между пальцами проступала кровь.
– Ребята, - закричал я, - сюда! Командир ранен!
Наверху в вагоне послышался топот. К борту подскочили все пятеро
артиллеристов и остановились, глядя на раненого командира.
– Дайте бинт. Есть у кого-нибудь бинт, ребята?
Малюга первый пришел в себя - выхватил из кармана тряпицу и
протянул мне.
Но я не решался приложить тряпицу к ране.
– Чистая, чистая, - замахал на меня старик. - Только яблоки
накрывал!
– Возьмите бинт... У меня в кармане... - проговорил он слабым
голосом.
– О-ох!..
Я обшарил карманы его френча и нашел пакет с ватой и бинтом.
Потом разорвал на раненом рукав, освободил руку и стал делать
перевязку.
Богуш закусил губу от боли:
– Потуже... Надо кровь остановить...
– Сейчас, сейчас... Как же это вас, а?
– Пулей. Оттуда... - он кивнул в сторону холмов. - В задний
вагон, к пулеметчикам, хотел пройти...
Быстро сделав перевязку, я связал из остатков бинта широкую
просторную петлю и подвесил командиру руку на груди.
– Что, или кость задета?
– спросил меня матрос.
– Нет, мякотью пуля прошла, это заживет скоро.
– Ох, плохо мне...
– прошептал Богуш. Он вдруг совсем расклеился
и запросил пить.
Малюга сбегал к машинисту и принес от него чайник.
– Вот чайку выпейте... - Старик, придерживая раненому голову,
вложил ему в рот медный рожок.