Избранное
Шрифт:
— А почему они красные, папа?
— Они краснеют от смущения, когда их на стол подают.
— Ты все шутишь… А у меня был ручной рак!
— Где же это? И как ты его приручил?
— В Мальтинии. Как-то я сидел на берегу реки. Глядь, выползает рак. Выползает, как всегда, задом вперед. Ну, я заговорил с ним. Не стал его обижать. Наоборот, дал ему мяса, ракушку тоже принес, и мы подружились. Он каждый день ко мне приползал и рассказывал о своей рачьей жизни. Ты знаешь, это очень интересно.
— А э т о случилось не после того, как я рассказал тебе о Мичурине? Как к нему лягушка выходила, когда он жил у реки на своей усадьбе?.. Потом у него были ручные воробьи. Помнишь? Так не после этого ты приручил рака?
— Нет, папа. У меня это произошло гораздо раньше. Да и что ж ты сравниваешь рака с лягушкой? Раку стоит раз чикнуть клешнями — и нет лягушки!.. Рак, папа, совсем другое дело! Потом, Мичурин же никогда не жил в Мальтинии!..
С утра занимались музыкой. Затем я ушел в свою комнату работать.
Максим остался у пианино. Долго еще играл что-то. Прерывал игру. Снова играл. Наконец открыл дверь ко мне.
— Папа, извини, что я мешаю тебе. Иди, пожалуйста, послушай. Я написал «Задумчивую сонату».
— Что ты говоришь!
Я вышел в зал, где стоит пианино, и присел на диван.
Максим поставил перед собой исписанный нотами лист и стал играть — тихо и медленно. Звуки низкие, долгие, право же, что-то в самом деле задумчивое.
— Ты даже записал все? Молодчина.
— Тебе нравится, папа?
— Да. И главное — что ты записал ее. Это очень хорошо.
— Вот я тебе ее и дарю.
Прихожу с работы. Сидит в моей комнате за столом. Перед ним лист бумаги и акварельные краски.
— Папа, прошу тебя, не смотри сюда.
— Не буду.
Сидит еще с полчаса. Потом все убирает. После ужина гуляем с ним — он ни слова о своем деле.
Наутро, в день моего рождения, очень рано приходит ко мне.
— Ты не спишь, папа? Можно, я включу свет? Включает.
— Смотри.
Передо мной акварель по мотивам картин Айвазовского. Шторм баллов в десять. Темное небо. Темные валы моря. Только гребни воли заметно просвечиваются. И между валами бедные суденышки. Рядом с ними шлюпки. По небу, как титры на киноленте, — «Буря». В углу надпись: «Моему дорогому папе. Максим. 28/I 1977 г.».
— Спасибо, дорогой мальчишка! — обнимаю его. — Но что ж ты так рано проснулся?
— Да я от нетерпения не мог спать. Мне хотелось скорее тебя поздравить! А еще я тебе знаешь что подарю?.. Я принесу тебе из школы две пятерки.
И правда, вечером, как только я вошел в квартиру, он обнял меня и шепнул: «Две пятерки — в дневнике».
В моей жизни не много таких
Вышли кататься на лыжах.
— Двинем, папа, в Иваньково, — предлагает Максим. — Там отличные горки!
— Добро, — соглашаюсь. — Двинули.
По мосту у шлюза переходим на другой берег канала. У самого шлюза берег крутой. Подходим к вершине горы. Лыжня уже довольно разбитая, но хорошо катающиеся ребята спускаются по ней запросто.
Максим останавливается, опирается грудью на палки и смотрит на мальчишек. Небольшие горы — возле нашего дома и на пологом берегу канала — он преодолел еще в прошлом году. А как быть с этой?.. Ехать или не ехать?..
— Смотри, как надо, — напоминаю ему. — Руки с палками немного назад. На случай, если упадешь, чтоб лицом не на палки… Чуть присядь, пружинь ноги в коленях. И — пошел! Вот так!..
Я сильно отталкиваюсь палками и лечу вниз. И, как бывало мальчишкой, разворачиваюсь на ходу уже в конце спуска и сразу останавливаюсь — лицом к вершине горы.
— Ну, езжай! — кричу Максиму.
Он осторожно подходит к краешку спуска и… катится вниз. Все идет хорошо. Но, почти спустившись по крутизне, падает. Падает удачно — на бок.
— Даже непонятно, — говорю, подходя к нему, — почему ты упал. Ты уже ведь съехал!.. Иди еще раз!
Спускается снова и снова падает — на середине горы. Долго не встает. Потом поднимается. Не отряхивая с себя снег, взбирается на вершину. Стоит, опершись на палки грудью.
Взбираюсь на гору, подхожу к нему.
— Передохнул, — говорю, — попытайся еще. Ты можешь съехать. Понимаешь, можешь.
— А если опять грохнусь?
— Езжай снова! В десятый раз езжай!.. А ты как думал?..
Молча глядит на катающихся. Почти все они тоже часто падают. Но ведь это — не успокоение. Только одна девчурка, маленькая, в длинном-длинном пальто, раскрасневшаяся, катается не падая. Иногда кажется: вот-вот упадет, но глядь, выпрямилась и покатила!.. На зависть всем ребятам!..
И вот, встав в очередь за девочкой, Максим снова идет на спуск. И не падает! А развернувшись, ищет меня глазами: вижу ли?
Я машу ему палкой!
И он снова взбирается на вершину горы.
1968—1977
ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ
Субботний день. Мама рано утром напекла пирожков с картошкой, отец еще вчера вечером принес сметаны из магазина. В моей комнате тесним на столе книги, рукописи, расстилаем газету и ставим на нее миску с пирожками, сметану, суздальские деревянные рюмки, четвертинку и бутылку «Боржоми».