Изгнанница
Шрифт:
Белый Принц резким движением поставил ее на ноги. Потом крепко обнял ее, прижав к телу. Она поняла, что дрожит в его объятьях.
– Все прошло, милая, все прошло. Так чего хочет моя Невеста?
– Кто ты?
– она попробовала отстраниться, но он не позволил.
– Я - Белый Принц, - она почувствовала, как он улыбнулся.
– Я не верю тебе, - от него шел такой жар, что она согрелась в его объятьях, и дрожь постепенно прошла.
– Напрасно. Мне бы хотелось, чтобы ты верила мне, - его тон стал настойчивым, и она опять задрожала.
– Милая девочка, так получилось. И никто не сможет ответить на вопрос - почему. Но все когда-нибудь кончается.
– Не понимаю.
– И не к чему тебе понимать. Поверь мне, для тебя же лучше. Когда придет срок, ты узнаешь. Ровно столько - сколько нужно.
– Хорошо, - она закрыла глаза.
– Мне нравится, когда ты послушная, - его голос стал мягким и нежным, как и его руки. Белый Принц погладил ее по голове и ласково отодвинул от себя.
– Ступай. Подумай, о чем мы с тобой говорили, чтобы в следующий раз мне не пришлось начинать сначала. Будет лучше, если ты перестанешь искать ответы на вопросы, а примешь все таким, какое оно есть. Я говорю о будущем.
Он попятился от нее и вдруг, послав ей воздушный поцелуй, шепнул что-то и растаял в воздухе.
5
– Останься, - Зенон кивнул головой в сторону Брюса.
Словно что-то подтолкнуло его обратиться с этой невинной просьбой к темному магистру. Тот почтительно взглянул на Зенона и опустился на лавку, с которой только что поднялся.
Позже Зенон много раз пытался ответить на вопрос: почему он попросил Брюса остаться - в том не было необходимости - и не ответил.
На вид темному магистру было лет двадцать пять, не больше. Высокий, подтянутый. Тренированное тело борца и подвижное лицо, с готовностью откликающееся на любой мыслительный процесс. Иными словами, Зенон с легкостью читал на лице Брюса все, о чем тот думал. Поначалу это удивляло - не могло не удивлять. Все знают, что неподвижное лицо, лишенное всякого выражения, способного выдать мысли - визитная карточка темных служителей. Зенону, с детства привыкшему к сдержанности в проявлении эмоций, такое буйство мимики было в новинку. Позже удивление сменилось растерянностью: трудно научиться скрывать свои чувства, но еще труднее выдавать одни за другие.
Казалось бы, можно объяснить несдержанность молодостью темного магистра - чего проще? Но легкость, с которой Брюс, в отличие от Бартиона, вызывал Белоглазого Каду, чтобы высасывать дурные сны, поражала Зенона. Чтобы не сказать больше. Легкость, на взгляд Зенона, граничила с безрассудностью. Белоглазый Каду, становившийся с каждым вызовом сильнее, запросто мог воспользоваться оболочкой Брюса. Темный магистр не мог этого не понимать. Но он по-прежнему вызывал демона, и с легкостью с ним расставался. Огромное безволосое чудовище, лишь отдаленно напоминающее человека, дышало порами кожи. Белые глаза, лишенные век пульсировали, когда Каду “работал”. В расширенных до предела порах кожи, при желании можно было разглядеть мельчайшие кровеносные сосуды. Толстая кожа дышала, и Зенону с каждым таким вздохом становилось лучше. Вместе с дурными снами исчезала, как правило, и головная боль, и смутные сомнения. Одним движением губ Брюс отсылал могучего демона в Иной мир. А Зенон не мог сдержать восхищенного вздоха: неужели Брюс сильнее Бартиона? Такого не могло быть. Просто потому, что в таком случае, они поменялись бы местами.
Зенон склонен был приписывать подобную легкость молодости и безрассудству темного магистра.
Вспоминая позже о том, что произошло, Зенон мог бы, конечно, с глубокомысленным видом утверждать, что его весь день мучили дурные предчувствия, но
Зенон сильно сомневался в том, что сведенья, которые принес ему доносчик, окажутся важными. Что там? Обычная словесная шелуха. Но пренебречь тем, чтобы быть в курсе не поступков, но мыслей Елизара - Зенон позволить себе не мог.
Полог походного шатра откинулся, и охранник впустил Гурия.
Нерешительно переминаясь с ноги на ногу, долговязый Гурий некоторое время стоял у входа, привыкая к свету свечей. Узкое лицо с глазами навыкат выражало крайнюю степень сосредоточенности. Словно сведенья, которые он принес, имели важное значение. Тогда как даже неприятная новость: сообщение о предательстве Елизара, вряд ли способна была лишить Зенона равновесия.
В ответ на приглашающий жест Гурий подошел к столу и замер, не зная с чего начать.
Такое поведение несколько удивило Зенона. Он стоял в противоположном от входа углу, возле подсвечника и уже собирался поинтересоваться, намерен ли Гурий начать разговор, но тот заговорил сам.
– Ваше сиятельство, еще вчера у меня не было доказательств, но сегодня я могу с уверенностью утверждать: граф Бишофский сбежал из города, потому что ему помог Елизар. Я разговаривал с Братином - его Елизар не отпускает от себя. Так вот. В тот злополучный день Елизар посылал Братина с поручением к графу Бишофскому…
Он говорил так взволнованно, и это было так на него не похоже, что Зенон невольно задумался. Сведенья несомненно представляли интерес. Но эмоциональное состояние Гурия намного превосходило то, что пытался он донести до Зенона. Елизар в сговоре с графом? Что ж. Это лишний раз доказывает, что никому доверять нельзя, а проверенным людям, на которых собираешься положиться - в особенности. Однако граф мертв. И какие бы цели не преследовал Елизар - у него ничего не получилось. Это первое.
И второе. Гурий давно доносил на Елизара и получал за это деньги. Кто поручится Зенону за то, что в погоне за звонкой монетой тот попросту не выдавал желаемое за действительное? В лучшем случае.
Что в худшем случае, Зенон не успел подумать. Он решал в уме непростую задачу, можно ли по-прежнему верить Гурию, и то, что произошло у него на глазах, поначалу едва ли успел осознать.
Молниеносным движением, откуда-то из рукава Гурий выхватил нож и в свете свечей блеснула смертельная молния. Зенон оказался настолько к этому не готов, что успел лишь машинально отклониться влево. Но даже при таком раскладе, нож точно входил ему в грудь.
Одновременно с лавки вскочил Брюс. Пока изумленный Гурий оборачивался, краем глаза уловив движение, темный магистр что-то крикнул. Громкий возглас, от которого тотчас заложило уши, заставил время замедлить свой бег. Зенон видел, как летит нож, направленный недрогнувшей рукой. Он хотел упасть на пол, но время не делало поблажек. Медленно летел нож, и непростительно медленно отклонялось тело Зенона. Умом он понимал, что надо сделать, но сделать ничего не мог. Смерть неторопливо летела ему в грудь, а грудь - вот она!
– никуда не делась. Отклоняясь в сторону, Зенон с досадой подумал о том, что как назло снял короткую кирасу, готовясь ко сну. И еще о том, что вмешательство Брюса еще хуже его невмешательства. В обычном времени, он уже лежал бы с ножом в груди и вряд ли успел бы что-нибудь понять. А сейчас он все понимает, а сделать ничего не может! Ожидание неминуемой боли пугало сильнее смерти.