Изгнанница

Булгакова Ирина Е.

– Мне импонирует твой тон, девка. Я боялся, что эти несколько дней, проведенные в подземелье, окажутся роковыми для твоего рассудка и разговора не получится. Рад. Рад, что ты хотя бы пытаешься по-прежнему разыгрывать из себя крутую. Даже когда никто не видит. Я имею в виду твоих прежних друзей. Жаль только, недолго это…

– Правда, жаль?

– Бойка… Бойка, девка. Знаешь, как говорят: длинный язык - жизнь короткая. Я тоже не испытываю удовольствия от общения с тобой. Так давай избавим друг друга, меня - от зрелища того, что ты будешь представлять из себя через месяц - другой. Тебя - от страданий.

Ты знаешь, зачем я пришел.

– Наверное, для того, чтобы получить ответы на вопросы. Мне кажется, кроме моего имени тебя интересует еще кое-что.

– Умная девка…

– Сразу отвечу: имя свое я назвала. Мне нечего добавить.

– Почему я не удивлен? Ты даже представить себе не можешь, - он подался вперед, - сколько через мои руки прошло людей, разыгрывающих из себя сильных духом. Так у них хотя бы получалось, в отличие от тебя. Вообще-то с девками я предпочитаю договариваться иным способом…

– И получается?

– Обижаешь…

– Упаси Отец! Сомневаться в личных качествах рыцаря, мне, вроде бы не к лицу. Особенно героя Южной компании, едва не отдавшего жизнь при битве у башни Полуденного Ветра, почти в одиночку удерживающего…

– Чем обязан? Столько внимания моей скромной персоне.

– Интересуюсь исключительно героями. Есть у нас, у девочек, слабость: знать все о предмете своего интереса.

– Брось, это общеизвестные факты…

– Могу добавить кое-что и от себя…

– Вряд ли получится.

– Я постараюсь.

– Так говорят те, кому нечего сказать.

– Дважды женщины бросали в тебя нож и дважды промазали. Не заладились у тебя отношения с женщинами, а, кавалер?
– наблюдая за его спокойствием, Лорисс искренне надеялась, что оно кажущееся. Потому что в душе у нее медленно закипала злость. Неужели она сдастся первой? И в то время, когда она будет брызгать слюной, стремясь вывести его из равновесия, он будет снисходительно улыбаться?

– В чем ты пытаешься меня убедить? В этом?
– в его руке на золотой цепочке маятником закачалась оскаленная волчья морда.
– Где ты это взяла?

– А это не мое, мне скрывать нечего. Это возьми себе - мне чужого не нужно.

– Тяжкий груз взваливаешь на свои плечи, девушка, - но взгляд его дрогнул.
– Эта вещь должна быть погребена под слоем пепла, и не тебе ее доставать. Еще более, тебе не подходит роль вершительницы правосудия. Девочки любят полагаться на волю случая и гадать: ах, если у меня получится, то Отец Света на моей стороне. Твой промах, по-моему, доказал тебе обратное. Судьба хранит меня.

– Мой промах - еще один шанс тебе. Раньше думала - подарила тебе лишние дни жизни. А теперь думаю - ты уже второй год живешь в долг. Смотри, чтобы счет, который получишь перед смертью, не оказался для тебя непосильным. Все бывает, кавалер. Дурная слава подобна тяжелой могильной плите.

Глаза Елизара медленно сузились. Сквозь прищур цвет глаз стал неразличимым.

– Угрожаешь?
– почти весело спросил он.

– Чем могу угрожать?
– Лорисс развела руки в стороны и раскрыла ладони.
– Тем более кавалеру, рыцарю. Призванному… напомни мне… защищать женщин и детей, наказывать виновных, предоставлять сирым кров, подавать милостыню убогим. Я ничего не забыла?

– Нет, -

тихое “нет” Лорисс угадала по губам.
– Там еще значится: хранить верность королю.

– Ну, с этим-то все в порядке. Король умер, да здравствует свобода! Каждому ясно, что табурет не может стоять на трех ногах. Без короля и от рыцарской чести не осталось и следа. Нет больше справедливого дяденьки, который говорит: так делать не следует, а так воспитанные люди не поступают. Да здравствует праздник непослушания!

Неизвестно в силу каких причин, но последнее высказывание доконало Елизара. Лорисс склонялась к мысли, что для него не имело значения, что именно она говорит, его бесил сам факт. Не стоит же, право, думать, что человека, убивавшего женщин и детей, можно было легко достать словами? Да еще пустяковой моралью для непослушных детей!

Лорисс оказалась права: он относился к третьему типу. Злость, копившаяся у Елизара на протяжении разговора, нашла выход в яростном взрыве. Табурет с грохотом отлетел в сторону, по комнате заметались тени. Елизар подлетел к Лорисс, как дикий зверь. Железная хватка сдавила ей горло. Чудовищная сила вздернула ее с каменного ложа и подняла, прижав к холодной стене.

– Придушу, гадину, - он задыхался, хотя горло было сжато у нее.
– Хотел подождать, пока что-нибудь про тебя узнаю, но теперь вижу, Тьма с выкупом, легче придушить тебя, чтоб заткнулась ты навсегда.

Лорисс не издавала ни звука. Сопротивленье бесполезно. Единственное, что она могла себе позволить: в предсмертной судороге выцарапать ему глаза. Это в лучшем случае. Перед глазами расплывалось белое лицо Елизара. Тонкие дрожащие губы, крупный нос, бесцветные глаза, все сливалось в одно бесформенное пятно. Пламя факела ослепительно вспыхнуло и на миг заслонило и Елизара, и каменные стены.

– Мразь, - Елизар швырнул ее на войлочную подстилку.
– Руки марать не хочется. Сдохнешь здесь, как собака.

Лихорадочно хватая ртом воздух, Лорисс растирала руками сдавленную шею. Но болело не снаружи, а внутри. Шумно дыша, она не могла поверить в то, что осталась жива. Странным был мгновенный укол разочарования, тотчас сменившийся усталостью. Горло саднило. Она старательно откашлялась, но стало еще хуже. Несколько глотков воды, безусловно, смягчили бы сухую, болезненную гортань, но не было этих глотков. И тем мучительнее хотелось пить.

Когда она открыла глаза, в комнате стояла темнота. И тишина. Но на этот раз вместо страха, она принесла с собой спокойствие.

7

Долгое время Лорисс сидела, бессмысленно таращась в темноту. Разницы между открытыми и закрытыми глазами не было. Но для чего-то важно было осознавать, что она не лишилась такого важного органа, а вполне способна хотя бы моргать веками. Весь мир со всем его многообразием, с великими и малыми реками, с вековыми лесами и горами, уходящими вершинами за облака, океаном без берегов, таинственными восточными землями, словом, все - сузилось до размера игольного ушка. Игольного ушка, в котором без труда разместилась подземная комната. Может быть там - но Лорисс не поручилась бы за это - за широкими каменными стенами сейчас близился рассвет. Или ярко светил Гелион. Или… Или ничего подобного там не было вовсе.