Измена. Первая любовь предателя
Шрифт:
Рома отец. Хороший отец, которого есть за что любить.
Но своей изменой он сломал что-то хрупкое и важное. То, что уже не срастется обратно никогда. То, что ни один врач зашить и залечить не сможет.
— Олеся…
— Отвали, мам! Вы оба отвалите!
Дочь гневно прищуривается и сжимает кулаки, а по ее лицу текут слезы.
— Прекращай концерты! В этой ситуации мы должны разбираться с мамой, а не с тобой, Леся! — Роман взмахивает руками. — Я поговорю с тобой и с Максимом позже. А сейчас…
—
— И это вполне ожидаемо! Я понимаю, что я натворил! Но я этого не хотел.
— Вы оба идиоты, ясно? Я вас обоих ненавижу!
Я сильно зажмуриваюсь. Слышу, как дочь убегает на второй этаж. По пути переворачивает столик. С него с грохотом падает ваза и разбивается. Треск осколков вибрирует в моей голове.
Если у Олеси такая реакция, то что будет с Максимом? Даже представить страшно.
Шумно выдыхаю.
— У меня встреча по работе, — глухо говорю я.
— Я помню.
Перевожу взгляд на мужа.
— Придется отменить, — качаю головой и осматриваю осколки под своими ногами.
— Не надо, езжай. Для тебя последнее время работа ведь на первом месте, Даша, — с упреком скалится Роман.
Я плотно сжимаю ладони в кулаки, чтобы вновь не скатится в затмивающий рассудок гнев.
— А кто должен быть на первом месте? Может ты… предатель, — последнее слово я произношу больным шепотом.
Голос словно простуженный. Осипший и хриплый. И нервы натянуты, как канаты. Я точно знаю, что буду делать дальше — разводиться с мужем. Я не намерена стискивать челюсти и терпеть его измены.
Я не стану спасать наше супружество.
— Ты забываешься, Даша, — недовольно выговаривает Роман, подкрадываясь ко мне, как хищник к несчастной жертве.
Чувствую себя паршивой овцой.
Это Рома трахнул какую-то брюнетку, а мерзкой и грязной почему-то ощущаю себя я. После его возвращения домой мне хочется помыться наждачной бумагой, чтобы кожа слезла. И эти следы от поцелуев и укусов на его шее…
Смотреть противно.
— Помочь тебе собрать вещи? — брезгливо морщусь я.
— Я никуда не уйду.
— Хорошо, — киваю. — Оставайся. И будь добр, собери осколки, Ромашка.
Глава 8
— Олеся, — тихо говорю я, толкая дверь в ее комнату.
Удивлена, что дочка не закрылась.
Лежит на кровати в позе эмбриона, отвернулась лицом к стене. По комнате скользит бледная россыпь звезд от ночника.
— Уходи, — тихо стонет в ответ.
— Милая, я хочу уехать.
Мнусь при входе с ноги на ногу. Прикусываю губу до боли, чтобы хоть немного заглушить пожар внутри груди.
— Олесь…
— Куда ты поедешь? — шипит сердито, сильнее прижимая коленки к животу.
— К тете
Не лучшая затея, наверно, но лучше за короткий срок я не найду. Мои дети привыкли жить хорошо, а чтобы снять нормальную квартиру на долгий срок нужно время.
— Думаешь, бабушка нас поддержит? — Олеська поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.
— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Но оставаться сейчас рядом с папой я не хочу.
— Я тоже.
Медленно выдыхаю раскаленный воздух. Атмосфера в нашем доме нездоровая с самого утра.
— Нужно сказать Максиму, что папа…
— Максим будет в ярости, мам.
— Я знаю.
Слежу взглядом, как бледная звездочка проплывает по лицу моей дочери и убегает вдоль по стене к потолку. Сердце ноет в грудной клетке и под ребрами распирает от отчаяния.
Наша семья рассыпается в пыль, а я ничего не могу сделать.
Я бессильна перед жестоким предательством мужа.
Роман вонзил в меня раскаленную спицу, проткнул меня насквозь. Самый близкий человек, самый любимый и любящий муж… с ним у меня столько совместных воспоминаний.
Кажется, что вся моя жизнь была построена вокруг Ромы.
Он был центром моей женской вселенной. А сейчас эта вселенная терпит самый настоящий апокалипсис.
Я с корнями хочу выдернуть мужа из своей жизни. Чтобы он больше не появлялся рядом со мной. Забыть его. Убежать. Стереть из памяти.
И в порыве ненависти и злости я действительно готова на все. — Ты поедешь со мной? — уточняю у дочери.
Она громко шмыгает носом, а затем вытирает его ладонью. На пальцах остаются слюни и сопли.
— Поеду, — решительно заявляет дочь. — Не хочу видеть папу. Он…
Олеська скрипит зубами, а в почерневших глазах блестят вспышки ярости и злости.
— Он поступил очень плохо, — продолжаю я с грустной улыбкой.
— Это слабо сказано! — злится Олеся. — Позорный кобель — это для него теперь ласковое прозвище. Я могу обозвать намного хуже, мам.
— Это никак не исправит ситуацию. Мы можем злиться сколько угодно, но нам нужно действовать.
— Я напишу Максиму, чтобы срочно ехал домой, — дочка встает и хватает телефон. — Или сразу написать, что мы съезжаем от отца?
Смотрит мне прямо в глаза.
«Отец». Не папа. Не папочка.
Теперь моя девочка хорошо меня понимает.
— Я напишу, что отец тебе изменил, — сообщает Олеся и быстро перебирает пальцами по сенсору телефона.
— Не надо, — коварная улыбка едва различимо касается уголков моих губ. — Пусть сыну о своем проступке расскажет отец.
— Да у него кишка тонка! Он Максиму не скажет, мам!
— Вот и посмотрим. Нам все равно нужно упаковать вещи. Это затянется, так что Максима мы дождемся.