Измена. Простить, отпустить, отомстить?
Шрифт:
– Как мило. Вы думаете, это я обнародовала то видео?
– А кто же?
– Вы, правда, не знаете?
– Она тонко, противно рассмеялась. – Зачем бы мне это делать? Для чего? Я и так жила в роскошной квартире, без мужей, без детей и без готовки этой вечной! У нас с Кешей все было прекрасно и продолжалось бы это долгие годы, если бы не один влюбленный дурак. И я сейчас не об Аркадии Давидовиче. Все сделал ваш сын, Никита. Мальчик так любит меня, что просто не может видеть, что я счастлива с другим. С его отцом.
– Ты
Я облизала вмиг пересохшие губы. Пол под ногами дрогнул и опустился вниз, как спущенный матрас. Показалось, что я падаю, проваливаюсь сквозь этажи, но почему-то продолжаю стоять на месте. Просто подломились колени.
– Ты врешь… - снова прошептала я.
Свободной рукой ухватилась за стену, чтобы не потерять сознание. Сердце колотилось в бешеном ритме, стучало о ребра, будто грозилось выпрыгнуть на воздух.
И воздух… Он закончился. Я больше не могла дышать.
Женя участливо цокнула языком и тихо-тихо, так что мне пришлось напрягаться, чтобы расслышать, произнесла:
– Нет ничего проще, спросите у него сами… Анастасия… Борисовна… Спасибо за документы!
И выпорхнула из кабинета вон.
Глава 25
Я не помню этот день.
Просто серое месиво из пациенток, беременных животов, назначений и подписей с закорючками в заглавных буквах. Все мелькало так быстро, что к вечеру меня укачало.
Очнулась, когда часы показывали 17.30. Собрала вещи в сумку, закинула ту на плечо и медленно побрела в сторону выхода, не глядя на медсестер, не попрощавшись с администратором, не придержав для старенькой пациентки дверь.
Простите, пожалуйста. Сегодня я сама не своя, потому что… потому что меня убили.
Руки дрожали так сильно, что я не сразу попала ключом в замочную скважину. Сердце стучало быстро и отдавало болью под ребром. Даже когда меня предал Савранский, не болело как сейчас.
Скинув с шеи душный шарф, я ввалилась в коридор и сразу увидела сына.
Тот сидел на кухне и что-то ел прямо из сковородки.
– Ма, - он радостно улыбнулся при виде меня, - а я нам картошечки нажарил. С грибами. Ну как с грибами, с шампиньонами, у них от грибов одно название. Но вкусно.
Я облокотилась плечом о дверную арку и смотрела на своего мальчика. Такого взрослого и такого дурного. Длинное, жилистое тело, лысая голова, смешно торчащие уши. Все родное и все чужое одновременно. Больше не мое.
– Никит, нам надо поговорить.
Сын оторвал взгляд от сковородки с картошкой и быстро отрапортовал:
– Во-первых, это не я, а во-вторых, я нечаянно.
Скинув с ног удобные кроссовки, я прошла в кухню. Села на стул, прямо напротив Никиты. Тот отодвинул подставку с горячей сковородой в сторону и посмотрел на меня. Во взгляде сына читались беспокойство. Наверное, со стороны я выглядела очень плохо. Так плохо, что Никита спросил:
– Мать, ты заболела?
Черты
Дежавю какое-то.
– Никит, пошли в комнату поговорим.
Казалось, что если я поссорюсь за этим столом еще с кем-то, то я никогда больше не смогу есть на кухне. Кусок в горло не полезет. И вообще придется замуровать арку, потому что даже зайти сюда будет мне не по силам.
Сын странно дернул плечом, но встал и поплелся вслед за мной. В зале мы еще не скандалили. Премьера, так сказать.
Я села на диван, прямо посередине, а Никита, покрутив лысой головой, что-то прикинул, решил и выбрал для себя кресло. Поближе к выходу.
– Никит, это ты показал то видео в ресторане?
В этот момент я еще надеялась, что все, что сказала Женя не правда. И я пойму это сразу. Никита округлит глаза, смешно нахмурит косматые черные брови и станет ругаться на глупую мать.
Так должен был отреагировать мой мальчик. Невиновный, любимый, настоящий соратник и близкий по духу человек.
Я ждала этого, но с каждой секундой понимала – напрасно.
Никита тяжело сглотнул. Кадык его дернулся и скрылся за воротником фланелевой рубашки.
– Ругать будешь?
– Отчего же, хвалить. Какой ты у меня умничка, так все здорово придумал!
Я закрыла ладонями глаза, веки пекло от напряжения и невыплаканных слез. Хотелось выть от боли и обиды.
– Мам, не плачь только, - услышала я близкий голос.
– Не подходи. Вернись туда, где сидел, - приказала сыну, и тот послушно отступил назад и снова плюхнулся в кресло.
– Зачем?
– А разве не понятно?
– Не очень, просвети, пожалуйста.
– Ооох, - Никита подскочил со своего места и принялся шагать по комнате. Как маятник он качался из стороны в сторону по одной и той же траектории. Вперед и назад. Три шага вправо и столько же влево. До тех пор пока меня не укачало.
– Хватит! – Вскричала и я встала, потому больше не могла сидеть. Кажется, у меня затекло все тело и ноги перестали слушаться, потому что я пошатнулась и схватилась за стол, чтобы не упасть.
– Мам, - Никита бросился ко мне на помощь.
– Не подходи, - прорычала я. – Скажи, зачем ты это сделала?
– Чтобы все закончилось!
– Отлично. Все и закончилось. Доволен?
Он неуверенно кивнул.
– По правде говоря – да. Не совсем так, как я хотел, но в целом все не плохо.
В комнате стало очень душно. Я так и не успела переодеться с работы и сейчас эта одежда давила мне на ребра, так что я больше не могла дышать.
– Никит, открой окно, - прохрипела я, - жарко.