Измена. Простить, отпустить, отомстить?
Шрифт:
– Ой, все! Не хочу слышать об этой женщине.
Женечка спрятала лицо у меня на груди. Прижалась, обхватила меня как маленький котенок, такая же беззащитная и ранимая.
Несколько минут мы сидели на кровати, не в состоянии напитаться этой близостью. Я гладил свою женщину, пытался поцеловать, пока глупышка уворачивалась и стеснительно краснела.
– Кеш, ты воняешь, - наконец произнесла она.
– Чем?!
– Перегаром. Фу. И пОтом, ты что, ночью склады разгружал?
Я обиженно засопел. Ну, конечно же я пахну. Не фиалками, я
Никогда такого не было…
– Коть, я тебе уже ванну набрала, - Женя миролюбиво поцеловала меня в лоб и слезла с колен, - иди помойся, а потом будешь есть лечебный суп.
В ванной комнате я провел не меньше полчаса. Пытался найти, какая из тысячи дорогущих баночек мой гель для душа. Никогда не думал, что женщине для красоты нужно столько средств. Может, если бы Настя пользовалась всем этим…
От мысли о жене нехорошо засосало под ложечкой. Что-то с ней было не так. Может, она заболела? И весь вечер была непривычно тиха? Или наоборот, вела себя как обычно: нагло и развязно?
Не помню… Ничего не помню… Ладно, что-то обязательно да всплывет, главное, чтобы не Настькин труп.
Когда я укутался в халат и вышел на кухню, на столе уже ждала тарелка с чем-то бордовым.
У Насти борщ был больше красный, томатный, чем свекольный. Но такой наверное тоже вкусно.
Женя очевидно переборщила со сметаной. Все плавало в чем-то белом, неаппетитном. Даже есть не хотелось. Но глядя на то, как любимая женщина ждет похвалы – она так и замерла возле стола в неудобной позе, я решился.
Глубоко вдохнул и засунул ложку в рот.
– Это не борщ, - промычал я, глядя Иуде в глаза. Так меня еще никто не предавал! Во рту вместо пищи богов булькало что-то дико холодное и дико невкусное.
– Конечно, это ледник, белорусский суп с отварной свеклой и яйцами, - хитро улыбнулась моя лиса.
Выплюнуть при ней еду казалось невежливым, а потом я через силу проглотил свою порцию яда, мысленно надеясь, что это какая-то шутка.
– А почему мы едим белорусский суп, милая? – Я говорил, а думал лишь о том, как бы не блевануть.
– Ну как же, - так же ласково ответила Женечка, - ты чтишь своих предков и не разводишься с женой. А я чту своих. И поэтому теперь мы едим ледник. Справедливо?
– Конечно.
Я тяжело сглотнул и опустил глаза вниз. Там из тарелки на меня смотрело очень грустное очень бордовое месиво.
И то ли цвет, то ли консистенция, то ли состояние безнадеги при виде этого супа, подкинули мне образ:
Настя Савранская в красном платье. Целуется с каким-то мужиком. Прямо у меня на глазах.
Блядь!
Глава 23
Впервые за последний год или два, или целую вечность я проснулась в объятиях.
Это было первое откровение.
Второе удивило меня еще больше. Оказывается, чтобы выспаться, не обязательно нужен ортопедический
Осторожно, чтобы не разбудить лысика, я слезла с его руки и отстранилась, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Хорош. И суров. Чем-то похож на скандинавского Бога. Ну… такого, где богическая мать сбежала с Вальгаллы отдохнуть в Сочи, выпила местной чачи и гульнула с каким-нибудь Арменом, в результате чего и получился мой полу скандинавский, полу армянский Бог.
Интересно, кто Тимур по национальности? И какая у него фамилия? И сколько он зарабатывает?
«Стопани, Настюха!» - сама себя осадила я.
Чтобы общаться с человеком, совсем не нужно знать его подноготную. О Савранском мне было известно все, включая аллергию на арахис, уже на втором свидании. И заработок у Кеши был отличный, и семья безупречная, и фамилия самая правильная, а сам он мудак мудаком.
Ресницы Тимура дрогнули. На тонкой коже на веках заиграли бледные венки, значит, ему что-то снится. Надеюсь хорошее. Какая-нибудь вменяемая адекватная баба со стоячей троечкой и без ментальных проблем. Не я.
Тихонько приблизившись к Тиму, я поцеловала его в лоб, убрала с себя тяжелую лапу и аккуратно вылезла из кровати.
Собиралась тихо, чтобы не разбудить радушного хозяина, который мог оставить меня еще погостить. Дома ждали Никита с Томкой, а значит мне нужно вернуться до того как дети проснуться и увидят мать в боевом раскрасе и красном революционном платье.
При свете солнца квартира Тимура казалась еще более бедной, чем ночью. Но, не смотря на скромность убранства, вокруг меня была невообразимая, просто стерильная чистота. Я представила лицо лысого, если бы он оказался у меня дома в этом хаосе из детей, вещей, книг и пыли и мысленно засмеялась.
Ну нет. Все-таки, мы существа разных миров.
Я повесила на плечо пальто, взяла сумочку в зубы, а туфли в руки и на цыпочках – не дай Бог под ногами скрипнет пол – прокралась к выходу. Оказавшись в подъезде, плотно закрыла за собой дверь, спустилась на пролет ниже, как есть босиком и только тогда смогла выдохнуть.
Свобода!
Когда ты уходишь от мужчины утром, между вами остается завтрак и пара неловких взглядов. Когда ты уходишь от него ночью, между вами недосказанность и миллион вопросов.
Я сбежала с рассветом.
Ни завтрака, ни утешительного секса, и вопрос только один: «Это че вообще было?!».
Домой я вернулась к восьми. В выходной мои любили спать подольше и потому я спокойно прошла в коридор, не сильно боясь разбудить детей.
– Ну, привет, пьянь, - раздался недовольный голос с кухни.
– Ты почему уже встал?
– Ты знаешь, что женский алкоголизм не лечится? – Не сдавался Никита.
Руки скрещены на груди, в глазах торжество праведника, который нашел последнего папуаса на острове и предвкушал, как вот-вот будет пояснять бедным дикарям за адский котел.