Изменяя прошлое
Шрифт:
— Ну и что же изменилось в твоей жизни, Андрей? — спросил я, когда он замолчал. — Стало ли тебе легче или еще что-то?
Тот долго молча курил, а я не торопил его, думая о своем. Докурив, он тщательно загасил бычок и, подняв на меня глаза, ответил, вроде бы даже как-то удивленно:
— Да хрен его знает, Пастор, не понимаю.
Потом подумал еще, и все же добавил:
— А если совсем честно, то нет, не легче. Может, даже еще и хуже. Ты же в курсе, мать совсем спилась после этого, а через год словила белочку и повесилась. Как думаешь, это из-за меня?
Я пожал плечами:
— А как в прошлый раз было, помнишь?
—
Я покивал, взглянул на него:
— Ты ведь не был убийцей до последнего нырка в прошлое, ну и как оно тебе?
— Да никак, — слишком быстро ответил Нечай, — убил и убил.
— Ладно, — подытожил я. — После обеда Сурок выходит, надо встретить как положено. Я у барыги взял новый спортивный костюм «Nike», вроде его размер, тапочки новые и шампунь. На тебе стол, сможешь организовать? Все же первый нырок у него в ШИЗО, хоть и пять суток, но надо встретить, как положено, человек настоящим арестантом стал! Водки много не надо, бутылки хватит, но косяк бы неплохо надыбать.
Нечай хохотнул:
— Какой базар, все организую, даже знаю, у кого трава есть. Думаю, для такого дела поделятся, не бессмертные же они, — хохотнул он. — Водки, конечно, тоже возьму, мне сейчас надо. И не одну, надо же людей[2] позвать.
Я согласно кивнул, отметив, что он все же немного изменился. Вот эта его фраза о «бессмертных», раньше он так за барыг не отзывался. Нечай — убийца, ну надо же! А он глянул на электрические часы, что висели над дверью, и встал:
— Ну, тогда я пошел, время немного осталось.
— Давай, если что, маякни, ну, ты в курсе, ученого учить…
***
Сурка встретили по всем правилам — прямо у ворот, за которыми расположена местная тюрьма в тюрьме: одноэтажное здание с камерами ШИЗО и БУРа. Сурок радостный, свежим воздухом дышит, доволен, словно не пять суток, а все пятнадцать оттянул. Меня поблагодарил, что я встрял за него перед ментами, повинился за свой косяк. В общем, чего уж там, всякое бывает, кент есть кент, тем более семейник. Я спросил, как сиделось, как братва отнеслась, не лютовали ли менты?
— Да нормально все, Пастор! Все же свои, тем более знают, что мы с тобой кентуемся. В общем, норм.
— Надеюсь, долги карточные за собой не приволок? — с сомнением поинтересовался я, зная авантюрные наклонности физика.
— Не, — замотал головой тот. — Как ты и учил, сказал, что не играл, не играю и начинать не собираюсь.
Я с сомнением посмотрел на него, вроде не врет. Ну и ладно, нам меньше забот. Похлопал его по плечу:
— Ну, пошли, праздновать будем!
И уже к вечеру, после того как разошлись приглашенные и приближенные, Сурок, глядя мне прямо в глаза, как я его учил, сказал, наконец, то, чего я ждал давно:
— Ну, так что, Пастор, моя очередь? В честь праздничка-то, а?
Я подумал немного, понял, что просто не знаю, что делать со своей судьбой и, более того, не знаю, стоит ли мне вообще что-то с ней делать, есть ли в этом хоть какой-то смысл, взглянул на Нечая. Тот пожал плечами: мол, сам смотри, мне фиолетово. Нечай вообще после своего второго нырка в прошлое больше молчал и надолго
— Давай так, Коля, — я посмотрел на Сурка. — Ты мне еще раз объясни, почему я не должен бояться того, что ты исчезнешь, а мы с Нечаем все забудем. А потом ныряй, я же не враг тебе.
— Ну, смотрите, — кивнул тот, тоже посмотрев на Нечая, как бы приглашая его прислушаться. Затем порылся в пакете с вещами, что подарили ему сегодня, и достал пару новых носков. Пошарив глазами, взял со стола заточку и обрезав нитку, соединяющую два носка, положил их на шконку рядом с собой и сказал:
— Смотрите, перед нами два носка, так?
Я промолчал, не видя смысла подтверждать очевидное, а Нечай пробурчал что-то типа «ну, мля».
— Какой из них правый, а какой — левый?
И тут же сам ответил, решив не тянуть интригу:
— Да любой может быть любым, так? Но только до тех пор, пока мы не наденем на ногу хотя бы один из них. Как только мы наденем любой носок, скажем, на правую ногу, так сразу же второй автоматически станет левым. Ну, или, наоборот, так?
— И? — не стал ни подтверждать, ни отрицать я. Сказалась привычка фильтровать базар в непонятных ситуациях, когда каждое твое слово может быть повернуто против тебя.
— Это такой простецкий пример того, что в квантовой физике называется суперпозицией. Пока носки не надеты на ноги, любой из них потенциально и правый, и левый одновременно. Как кот Шредингера в ящике одновременно и мертвый, и живой, пока ящик не открыли и не зафиксировали одно из состояний. Ну, помнишь, Пастор, я рассказывал?
Я кивнул: да, помню, было что-то такое, и Сурок продолжил:
— И все кварки, то есть, элементарные частицы во Вселенной — фотоны там, протоны или электроны, они тоже являются одновременно тем и этим, неважно, пока взгляд наблюдателя не зафиксирует одну из позиций. Это называется эффект наблюдателя. Скажем, тот же фотон может быть и частицей, и волной (притом, что это вообще два очень разных состояния) до тех пор, пока кто-то не зафиксирует его в одном из этих двух качеств. Я понятно выражаюсь?
Нечай что-то неопределенно пробурчал, а я осторожно кивнул, приблизительно понимая, что он говорит, но пока не понимая, куда он клонит.
— Хорошо, пойдем дальше. Все в мире состоит из элементарных частиц — кварков, но при этом сами элементарные частицы не из чего не состоят, прикиньте?!
Я взглянул на довольную рожу Сурка, словно он сам это только что обнаружил и тоже невольно улыбнулся. А тот уже, похоже, вошел в раж, увлекшись рассказом:
— И на самом деле, это страшный сон для ученых, поскольку богословы всегда твердили, что Бог создал все, что существует, из ничего — «сreatio ex nihilo»[3], в отличие от ученых, веками твердивших — «ex nihilo nihil fit»[4]. И тут такая подстава: то, из чего состоит вся Вселенная, само состоит из ничего! Я вообще скажу вам, что большинство ученых — ссыкло натуральное! — разошелся Сурок, усевшись на любимого конька, с высоты которого все дураки, кроме него. — Они живут на гранты, которые выделяют только на такие исследования, которые должны подтвердить общепринятые теории. Они зависят от этих грантов, зависят от мнения так называемого «научного сообщества», которое консервативнее кирпича, они вообще все боятся сказать что-то не то или не так, поскольку их, видите ли, не примет это самое научное сообщество.