Изменяя прошлое

Журавлев Игорь

Но сейчас, после лагерной школы жизни, после долгих бесед с Пастором, он, наконец, понял, почему она его бросила тогда. А если быть точнее, ему все на пальцах разъяснил Пастор, вообще открывший ему глаза на многое, чего он раньше или не понимал, или даже просто не замечал.

— Молодые сикухи, — вещал старый сиделец со странной фамилией, ставшей погонялом, — ужасные фантазерки и при этом глупы как пробки (впрочем, пацаны в этом возрасте ничуть не умнее). Им нравятся отчаянные хулиганы, которые поражают их воображение своей показной смелостью и решительностью. Конечно, — объяснял Пастор, — это древние гены их пра-пра-пра…бабок наряду с материнским инстинктом, заставляют их выбирать непременно самого сильного самца в стае,

как бы для защиты потомства — бессознательно, конечно, чего сами они никогда не признают. Но это уже психология, брат Сурок, с этим ничего невозможно поделать до тех пор, пока девушка не вырастет и не приобретет жизненный опыт, который, как объяснил еще Александр Сергеевич, есть сын ошибок трудных.

— Хотя, — посмеивался он, раскуривая сигарету, — порой даже опытные и многое повидавшие бабы, понятно, в виде исключения, однако совершенно непрочь изменить мужу-неудачнику с каким-нибудь левым альфа-самцом. А уж в молодости для завоевания их души и тела необходим только напор, только решительность и авантюризм. Ты должен быть как танк, — переть, невзирая на преграды, и тогда любая самка твоя, никуда не денется, пусть и повыпендривается для порядка и самой себе в оправдание. А уж интеллигентные тихони, — подмигивая, добавлял он, — это самые безбашенные бабы и есть. Они начитались любовных романов и глубоко в душе их, прям, тянет на приключения, прям, сосет у них внутри! И если взять такую тихоню в оборот, и дать ей то, чего она тайно желает, то ненасытнее ее зверя в постели не бывает, век воли не видать! Никакая переходящая из рук в руки шалава, в сравнении с этими скромными выпускницами филфаков по ненасытности и рядом не лежала. Такие оторвы, что только диву даешься, зуб даю!

Глядя на понурившегося и задумавшегося Сурка, Пастор примирительно добавлял: да ты не переживай, я ведь тоже в молодости не понимал этого, глупый был. Благодаря твоей машине, теперь вот кое-что исправляю. И опять заразительно смеялся так, как умел только он, когда взгляд при этом оставался пронзительным, совершенно спокойным и каким-то изучающим, что ли?

И так захотелось Николаю Александровичу вернуться в тот год и, следуя советам Пастора, изменить случившееся, что он поднялся и достал из тайника новый смартфон, самый современный и дорогой, что по характеристикам не уступал какому-нибудь ноутбуку не из самых дешевых. Благодаря этому, физику удалось впихнуть туда свою программу, рассчитанную уже не на двадцать четыре, а на двадцать пять часов пребывания матрицы сознания в прошлом. Больше почему-то не получалось никак, хотя, казалось бы, мощности процессора достаточно. Видимо, подумал он, здесь какое-то фундаментальное противоречие, либо он просто чего-то еще не понимает. Что ж, чем труднее задача, тем интереснее и больше чести ее разгадать.

Открыв программу и полюбовавшись на иконку в виде свернувшегося в кольцо Уробороса, Николай вбил в открывшемся интерфейсе нужную дату, которую не забывал никогда, и нажал на змея.

Глава 17

Нечай вернулся довольный как кот, обожравшийся сметаны, только что не светился. Тут же метнулся заваривать чай: себе в виде чифиря, мне — в виде крепкого купчика. На мой вопросительный взгляд подмигнул, — мол, все сейчас расскажу, братуха, дай только малехо очухаться.

Но не успели мы глотнуть чайковского, как привели в отряд с этапа пятерых новеньких. Надо было с ними разбираться. Двое оказались моими старыми знакомыми, приближенными к блаткомитету, остальные три — первоходы. Если с первыми проблем не возникло, — поручкались и Нечай их сразу увел с моего согласия, показывать свободные нижние шконки, — то с новичками пришлось повозиться. Они были молодыми, срока космические, на тюрьме нахвались верхов, пальцы гнут, наглые. Короче, такие, какими и должны быть молодые сидельцы, стремящиеся жить по понятиям.

Я,

в принципе все уже за них знал, успел побазарить со смотрящим за карантином. Ну, что сказать, в принципе, парни нормальные, косяков за ними пока не замечено, можно потихоньку подтягивать их к себе и присматриваться, поскольку это наша смена. В общем, они мне почти нравились. Проблема в том, что в моем нерабочем отряде мужиков-то особо и не было, мужики еще на распределении у хозяина просились в рабочие отряды, чтобы деньги на ларек зарабатывать. А это значит что? А это значит, что практически все обитатели моего барака претендовали на нижние шконки, но на всех, понятно, не хватало. И внизу лежали сейчас такие персонажи, каких наверх не то что переложить нельзя (если и не любого, то многих можно при правильном подходе), но не из-за этой же молодежи, которые себя пока никак не проявили на зоне? А что там у них было до этого, то дело прошлое.

— Сделаем так, парни, — сказал я по размышлении. — Поскольку, свободных шконок на низу все равно нет и переселить наверх мне сейчас некого, полежите пока сверху, ни хера с вами не случится. А я буду за вами присматривать, и если покажете себя как правильных арестантов, вопрос этот со временем решим, обещаю.

Ребятки, по началу дерзкие, под моим взглядом присмирели и бестолковками своими закивали: понимаем, мол, раз такое дело.

— Короче, смотрите, пацаны, все в ваших руках, — базарил я дальше. — Будете жить правильно, все у вас будет по-человечьи. Правила вы знаете, так? Общак — это святое. Мужиков не обижать, мужик нас кормит. Если какие непонятки хоть с чем — руки не распускаем, а сразу ко мне, беспредела в своем отряде я не потерплю, пакши в момент поотрываю. Ну и по жизни, если будут какие вопросы, обращайтесь, всегда подскажу, как и что. Вкурили?

Молодые закивали китайскими болванчиками, и Нечай увел их показывать шконки, по дороге отвечая на вопросы и немножко нагоняя жути — для порядка. Нечай ушлый, он это умеет и любит.

***

На обратном пути Нечай заглянул в каптерку к завхозу, передал от Пастора, чтобы парням нормальные матрасы с бельем дали. Тот вздохнул печально, но кивнул. Ничего, найдет, пусть не прибедняется, — усмехнулся про себя Нечай, — не все бельем казенным торговать, должен помнить, кто в отряде главный.

— Я потом проверю, — уходя, не преминул намекнуть на то, что у него все под контролем. Хотя, если честно, Пастор ничего такого не передавал, это уже Нечай проявил инициативу, имея свой интерес на молодежь. А вернувшись в их отсек, сразу по глазам Пастора, уже имея опыт, понял, что тот свалил в прошлое.

Ну, как свалил? Так-то никуда Пастор, конечно, не делся, сидел на месте и купчика с конфетами попивал. Но тот, кто уже имел дело с прибором Сурка, сразу видел это, как бы объяснить, некое отсутствие в глазах, что ли?

— Опять к бабе? — спросил он.

— Не, — махнул рукой Пастор. — Бабы никуда не денутся, подождут, надо кое-какой должок вернуть одному пассажиру. А то, чё-та, не дает мне одна старая история покоя.

— Бывает, — кивнул Нечай, вспоминая своего отчима.

***

1990 год.

Юрий Иванов по кличке Ляля свое погоняло ненавидел, требуя называть его «Ивахой». Но Ивахой был его старший брат, уважаемый в свое время человек, державший весь район в кулаке, пока окончательно не спился. А вот к младшему брательнику еще с детства прилипла кличка «Ляля», никто уже и не помнил почему. Не, Ляля помнил, конечно, так его старший брат называл, когда он был маленький и еще толком говорить не умел, только лялякал. И прилипла же кликуха, да так, что даже у лучших дружбанов иногда при обращении к нему проскакивала, что уж говорить о том, что за глаза его иначе никто и не называл. А старшаки так не стеснялись и прилюдно, что им сделаешь?