Изъян в сказке: бродяжка
Шрифт:
Зои на рудники не хотелось, и она придумала заморочить новой, сменившейся за ночь страже, голову — сказать, что все они в камере за одно сидят. Проституткам кара не велика — только волосы стригут, да пару раз кнутом по спине прохаживают, чтобы неповадно было. Мэгг она подговорила врать, чтобы никто не задумался, будто среди них могут быть воровки. Тюремная стража, выражаясь словами Зои, «дуры и ночные горшки» — читать не все обучены. Им что двоих, что пятерых к палачу вести. А как их отстегают и остригут, так сразу можно будет сбежать — и никто их не найдёт.
— А мне и стричь нечего, — шепнула
Она не знала, что будет «там». Ей не хотелось больше ничего искать, всё, что ей было нужно, это простая работа, крыша над головой и покой.
Коридор оказался длинным и извилистым, каменным, но неожиданно сухим, в отличие от своего мрачного собрата в Шеане. Вели их долго, трое стражников (причём только один в жёлтом плаще) шагали впереди, ещё трое — позади, да ещё и всем им сковали цепями руки. Если бы они задумали побег, размышляла Мэгг в каком-то странном состоянии отупения, то ничего бы не вышло.
Яркий дневной свет резал глаз. Их повели по улице — на площадь, конечно. Мэгг бывала на казнях и видела толпы людей, собирающиеся туда. В этот раз толп не было. Так, пара десятков зевак поглядывала на них, кто-то плюнул на землю, кто-то присвистнул — вот и всё.
— Зои, — шепнула Мэгг, не оглядываясь. — Почему нет людей?
Зои засмеялась кашляющим смехом и ответила тоже шёпотом:
— Делать им нечего — смотреть, как отстегают пяток шлюшек. Есть дела поважней.
Их вывели на деревянный грязный помост, поставили спинами к площади. Громадных размеров женщина с громадной корзиной выбралась откуда-то из-под пустующей виселицы, вытащила из-за пояса ножницы под стать себе, пощёлкала ими и быстро — щёлк-щёлк — обрезала волосы всем. Мэгг вскрикнула, когда пропал вес косы, но тут же закусила губу и опустила голову пониже. Теперь её не узнать. Она больше не похожа на ту, кого ищет отец Гай. Только плакать все равно хотелось.
Зои и ещё одну женщину не стригли. Потом вышел палач — рослый бородатый детина, без маски, с пучком зелени в зубах. Прошёл перед ними, почёсывая голое пузо, зашёл за их спины и (Мэгг повернула голову, чтобы видеть, хотя её и начинало трясти от ужаса при мысли о близком наказании). Первой была сводница. С неё сдернули платье, грубо поставили на колени, щёлкнул кнут — и она заорала. Ещё удар — палач ногой подвинул её в сторону, а стражник уже расковывал руки. Мэгг была предпоследней, и когда палач дошёл до неё, у неё подгибались колени. Без платья оказалось страшно холодно и мучительно стыдно, но от стыда не осталось и следа, когда кожу ошпарил кончик хлыста. Боль от клейма уже была слишком давно, забылась, ушла куда-то глубоко в сны и кошмары, а боль от хлыста была реальной, страшной. На смену жару пришёл холод — и снова как будто плеснули кипяток, а в горле оборвался ещё один вскрик. В бок пнули тяжёлым сапогом, но не нарочито болезненно и зло, а просто отпихнули, как бездомную собаку.
Она упала и тут же завозилась, силясь натянуть платье
У Мэгг всё шаталось перед глазами, ноги дрожали, и она едва поняла, как они спустились с помоста и почему пошли все вместе. Только оказавшись в какой-то тёмной и пропахшей благовониями гостиной, она начала осознавать, что спаслась.
Ей позволили забиться в угол и не трогали, и она, стараясь не задевать кровоточащие раны, вцепилась пальцами в постыдно короткие волосы и зажмурилась. «Всевышний, услышь! Всевышний, пошли мне тихую жизнь, молю тебя! Пусть всё будет хорошо!»
Она готова была на всё. Напроситься в храм и навсегда похоронить себя за его стенами, найти школу или какое-нибудь общество цветочниц, чтобы мыть там, убирать, готовить за скромную плату. Только чтобы никто не трогал её и не угрожал ей больше. С неё было довольно — и страхов, и опасностей, и угроз. Может, другим, тем, про кого Рей пел песни, нужны были приключения, вечная любовь и внезапные перемены, но она — из других. Она не хочет ничего — кроме тишины. Какой она была глупой, когда собиралась искать своих родных! И как мало потребовалось ей, чтобы осознать свою глупость.
— Эй, малахольная! — это была сводница, уже в чистом платье и даже, кажется, помывшаяся. — Прими-ка ванну, девочки нагрели на всех. Хозяйке тут ни вши, ни кровавые пятна не нужны.
Мэгг не стала спрашивать, что за хозяйка, только покорно поплелась, куда сказали, и едва не заплакала от счастья, увидев небольшую медную ванну, наполненную горячей и почти чистой водой. Она погрузилась в воду, чувствуя, как унимается боль, намочила остатки волос, нашла на краю мочалку и стала отчаянно тереться, желая вместе с грязью смыть воспоминания об улице и о тюрьме.
А потом о ней как будто забыли. Никто её не гнал, но ничего особого не требовали. К концу вечера она поняла, что попала в бордель. Здесь работало пятнадцать девушек — вернее, они себя называли «девушками», но самой младшей едва исполнилось двенадцать, а самой старшей было, на взгляд Мэгг, больше сорока пяти (и у неё не было зубов). В гостиную и в комнаты Мэгг ходу не было, но она свободно ходила по чердаку, кухне, прачечной. Сводница, которую, как выяснилось, звали мадам Дебю, изредка, если замечала Мэгг, давала ей какое-нибудь задание. Вообще говоря, сводницей она была только отчасти — в основном она крутилась по хозяйству и следила, чтобы «девочки» были накормлены, если не досыта, то хотя бы так, чтобы не падать от голода, чисты и одеты. Тем, кого постригли, быстро соорудили парики — Мэгг, конечно, никто такой не предложил.
— Передохну тут и утеку, — сказала Зои на третий день. Мэгг подумала, что «утечёт» вместе с ней, но не успела. Одним утром Зои просто исчезла. Мадам Дебю принялась проверять невеликие драгоценности, но ничего не пропало, и она сказала, смахнув слезу: «Вот что такое истинная благодарность!»
Подумав про благодарность, Мэгг стала помогать поварихе, прачке и поломойке. Ей давали немного еды, выделили почти целое, только с несколькими прорехами на юбке платье, а как-то вечером повариха даже намазала ей спину пахучей мазью, после которой подживающие рубцы перестали кровить, зато стали ужасно чесаться.