К нам осень не придёт
Шрифт:
Сейчас вся столовая была переделана: ныне здесь преобладали белые и бежевые тона, вместо прежней громоздкой мебели тёмного дуба он заказал новую, из драгоценного розового дерева.
Левашёв присел за стол, покрытый ослепительно-белой скатертью; Марфа, горничная Елены, что прислуживала ещё в доме папаши Калитина, подала графу кофе с печеньем. Левашёв торопился: ему хотелось пораньше нанести визит графине Нессельроде, извиниться за внезапный вчерашний отъезд и, если получится — хотя сейчас он не осмеливался признаться в этом даже себе — осторожно расспросить про мать и дочь Нарышкиных.
Он уже допивал кофе, когда в столовой появилась Катерина Фёдоровна в своём строгом вдовьем одеянии. Она сухо приказала Марфе выйти и уселась напротив Левашёва.
— Доброе утро, граф.
— Приветствую, Катерина Фёдоровна. Виноват, не смогу составить вам компанию за завтраком: вынужден отбыть по делам.
Однако тёща насмешливо улыбнулась.
— Присядьте пока, Владимир Андреевич. Сейчас только мы и можем поговорить наедине: Элен занимается детьми, а Анет, как вы понимаете, не выйдет из своих комнат, пока вы дома — после того, что произошло вчера.
— М-да… Вероятно, вы правы, — пробурчал Левашёв, едва удерживаясь, чтобы не выскочить из-за стола.
Что это Катерина Фёдоровна решила вдруг секретничать? Уж не готовится ли Элен преподнести ему новый сюрприз? Подумав об этом, Левашёв скривился, будто хлебнул кислого.
Но следующие слова тёщи безмерно его удивили — Владимир начисто забыл, что спешит к графине Нессельроде. Выпрямившись на стуле и положив руки на стол, Катерина Фёдоровна произнесла чётко и уверенно:
— По вашему вчерашнему поведению я догадалась, что жизнь с Анной становится для вас невыносима. Однако же моя дочь любит вас до безумия, а мне не хотелось бы, чтобы отец моих внуков был осуждён на каторгу за убийство жены. Так что, Владимир Андреевич, во-первых, я советую вам быть осторожнее и не позволять себе таких вспышек. А во-вторых — стоит подумать, как вам лучше избавиться от супруги, чтобы ни вы, ни моя дочь, ни ваши дети не пострадали.
Хотя слова Катерины Фёдоровны изумили Левашёва, он постарался, чтобы на лице его ничего не отразилось. Он, разумеется, давно заметил неприязнь между мачехой и падчерицей, но полагал, что это обычная ситуация. Внешне обе придерживались приличий и до открытых ссор никогда не доводили. Однако… предложить ему убить Анну?! Неужели мачеха ненавидит её столь сильно?
— Я, признаться, совсем не понял, что вы имеете в виду, — осторожно начал Владимир. — Наши отношения с Анной Алексеевной и правда далеки от идиллии, но я никогда…
Однако Катерина Фёдоровна нетерпеливо и грубо перебила его речь:
— О, ради Бога, граф, не притворяйтесь и не мямлите! Думаете, я ничего не вижу? Да вы бы удавили Анну собственными руками, если бы думали, что не понесёте никакого наказания!
Она иронически усмехнулась.
— Не смущайтесь, Владимир Андреевич, в мыслях все мы смелее, чем в поступках: такова природа человеческая.
Голова у Владимира пошла кругом: оказывается, не он один задумал такое дело! Хорошо это или плохо? Можно ли положиться на Катерину Фёдоровну? А если, не дай Бог, прислуга услышит их разговор и выдаст? А вдруг они с тёщей
А вслух он сказал:
— Ну, раз вы приказываете мне не мямлить… Отчего вы именно сейчас заговорили об этом? Из-за вчерашнего происшествия?
Катерина Фёдоровна поколебалась мгновение.
— Да. И ещё потому, что не могу больше видеть, как страдает моя дочь. И я тоже страдала из-за пренебрежения моего супруга. Правда, Елене повезло ещё меньше, чем мне: я хотя бы стала законной женой Алексею Петровичу и мои права не были ущемлены.
Левашёв поморщился: он уже не раз слыхал от Елены рассказы о том, что отец не любил её мать так, как любил покойную княжну — эта история успела ему изрядно наскучить.
— Но, Катерина Фёдоровна, вы же понимаете, что я при всём желании не смогу вступить с Элен в законный брак, даже если… Если вдруг овдовею.
— Ну и что же? — тёща улыбнулась одними губами. — Достаточно будет, если Элен будет спокойна и счастлива рядом с вами. Окружающие поймут, если вы останетесь безутешным вдовцом и посвятите себя детям — а ваша свояченица, то есть Элен, поможет вам их воспитывать.
— М-да… Это Элен так решила?
— Да вы о чём? — воскликнула Катерина Фёдоровна. — Она понятия не имеет о нашем разговоре, и я запрещаю вам даже заикаться при ней на эту тему! Елена и слышать не захочет, она любит Анет, несмотря ни на что!
Владимир взглянул на часы: времени оставалось совсем немного.
— Раз уж мы заговорили так откровенно, Катерина Фёдоровна, то извольте довести свою мысль до конца. Что именно вы предлагаете?
— Я думала об этом, — прозвучал решительный ответ. — И отмела несколько вариантов. Мы с вами ни за что не сможем осуществить это собственноручно: Анна подозрительна и ненавидит нас обоих. Она не станет ничего есть или пить из моих рук; разыграть же приступ нежности и увезти её куда-нибудь в романтическое путешествие у вас тоже не получится, хотя это было бы наиболее удобно…
Левашёв слушал и всё более ужасался. Катерина Фёдоровна всегда казалась ему тихой, незаметной мышкой, полностью зависящей от мнения окружающих. И вдруг — такое!
— Поэтому, — продолжала она, — самое безопасное, что тут можно сделать: несчастный случай. На охоте, во время масленичных катаний, на конной или лодочной прогулке… Так, чтобы были свидетели. В крайней ситуации останется инсценировать попытку ограбления. Или пожар…
— Я не позволю вам жечь мой дом ради того, чтобы избавиться от падчерицы! — возмутился Левашёв. — Вы что, с ума сошли?
Катерина Фёдоровна вновь презрительно усмехнулась.
— И правда, я позабыла про вашу скупость! Полагаю, имение в Стрельне вам не так дорого, как этот дом?
Владимира передёрнуло: каковы бы ни были его желания, звучало всё это весьма мерзко.
— Вы предлагаете просто ужасные вещи, — сказал он. — Не лучше ли воспользоваться каким-нибудь зельем? Не обязательно вам собственноручно подносить его Анне. Если Люба или Марфа подадут ей…
Ответом ему была улыбка тёщи, похожая на оскал гиены.