К суду истории. О Сталине и сталинизме

Медведев Рой Александрович

Не выдерживает критики и прямо противоположная версия, выдвинутая бывшим советским ответственным работником М. Восленским в его книге «Номенклатура». В противоположность И. Дейчеру, который думает, что Сталин при помощи террора ликвидировал «эмбрион» нового класса, М. Восленский пытается доказать, что, уничтожив старую большевистскую гвардию, Сталин, напротив, начал создавать основы «нового класса», который М. Восленский называет «Номенклатурой». М. Восленский пытается доказать, что в рамках советского руководящего слоя к середине 30-х годов возникла большая группа спаянных между собой молодых честолюбивых и крайне агрессивных руководителей, выдвиженцев Сталина, типа Н. Поспелова, М. Митина, П. Юдина, А. Жданова, А. Щербакова и др., которые как раз и составляли эмбрион нового класса и которые не только поддерживали Сталина, но и прямо толкнули его на проведение жестокого террора. Причем эти люди не только были выдвиженцами Сталина, но также и сами выдвинули его как своего вождя и могли таким образом влиять на его решения. М. Восленский пишет в своей книге: «В 1937 году, двадцать лет спустя после Революции, старая большевистская гвардия не была очень молода, но она могла надеяться просуществовать еще лет пятнадцать. Новые выдвиженцы номенклатуры не хотели, однако, давать ей в подарок эти пятнадцать лет возможной жизни: они слишком страстно желали

занять посты руководства, занятые старыми революционерами. "Новая аристократия" была уже готова, она прошла суровую школу, она постигла искусство управления, ей оставалось только устранить старую гвардию... Старая большевистская гвардия состояла из людей, которые занимали свои посты как члены организации профессиональных революционеров. Снять со своих постов ленинцев – не каждого в частности, но всех в целом – было невозможно в рамках нормальной процедуры... Чтобы уничтожить старую гвардию, было только одно средство: нужно было разрушить ее моральный авторитет и представить долгие годы ее службы Революции как преступление... Сталин хорошо видел, какие завистливые взгляды бросали его номенклатурщики на ленинцев: они становились для них все более чуждыми и антипатичными, эти старики, которые сохраняли немного верности Революции, несмотря на хорошие посты и хорошую жизнь. Сталин понял, что достаточно сигнала, и эти создания злобы, вышедшие из того же источника, бросятся, как стая волков, на старые оригиналы, занимающие теплые места. И этим сигналом было убийство Кирова... Нужно быть глупцом, чтобы увидеть в ежовщине лишь дело рук Сталина, и идиотом, чтоб сделать Ежова единственным ответчиком. Сталин исполнил волю выдвинувших его людей, дав зеленый свет уничтожению старой ленинской гвардии. Мало кто проявил себя геройски в этой кампании. Но правила расправы с ними были отвратительны» [461] .

Нетрудно показать всю искусственность данной схемы. Восленский чрезвычайно преувеличивает роль молодых выдвиженцев Сталина – «сталинцев» – в уничтожении партийной гвардии. Не молодые «сталинцы» были главным источником и инструментом террора, и не их волю исполнял Сталин. Он исполнял свою волю и опирался как на молодых «сталинцев», так и на многих недавних «ленинцев» вроде Молотова, Ворошилова, Микояна, Крыленко, Калинина. При этом он вскоре уничтожил и многих молодых «сталинцев», которые также оказали ему посильную помощь, – таких как Крыленко. И новое сталинское окружение складывалось как из молодых, так и из старых большевиков. Критерием был не возраст, а признание власти Сталина. К тому же далеко не все выдвиженцы 30-х годов были подобны «стае хищных волков». Таких было даже меньшинство.

Несомненно, огромные масштабы репрессий, затронувших миллионы людей, создали невиданную ранее нехватку кадров. Это потребовало выдвижения на руководящую работу многих сотен тысяч новых людей «снизу». Тысячи рабочих-«стахановцев» были назначены в конце 30-х годов начальниками цехов, директорами предприятий. Рядовые красноармейцы становились командирами взводов и рот, командиры рот и взводов выдвигались на командование батальонами и полками, командиры батальонов и полков становились командирами корпусов и дивизий. Рядовые научные сотрудники выдвигались в руководители лабораторий и отделов, руководители лабораторий возглавляли большие институты. Короче, это было время, когда сотни тысяч людей сделали быструю карьеру, оказавшись на таких постах, о которых они раньше никогда и не помышляли. Этих людей нельзя относить к политической категории «сталинцев» или «ленинцев», к каким-то особо отобранным ставленникам высшей сталинской номенклатуры. В своем большинстве это были честные работники, которые с огромным уважением относились и к Ленину, и к Сталину, но они не могли ясно и четко представлять себе существо происходивших в стране изменений. Эти люди хотели работать на благо Советской власти и часто работали с очень большой энергией. И все же не было никаких оснований приветствовать такое насильственное «обновление» кадров. Ибо обстановка, которая сложилась в нашей стране и в партии после репрессий 30-х годов, была уже иной, чем до начала «великого террора». И нет ничего удивительного, что многие из выдвиженцев, даже из числа рядовых рабочих, крестьян и служащих, гораздо быстрее перерождались и «портились» от соприкосновения с властью, чем это наблюдалось в предшествующие 20 лет. Но об этом мы будем подробнее говорить в следующих главах.

ЛЕГЕНДА О СТАЛИНСКОЙ «НАЦИОНАЛЬНОЙ» РЕВОЛЮЦИИ

Разбирая различные версии по поводу причин страшных сталинских «чисток» 1936 – 1939 гг., нельзя не остановиться на упорно поддерживаемой в некоторых кругах интеллигенции легенде о сталинской «национальной» революции. Одним из первых предположение о сталинской «национальной» революции высказал еще в 1943 году русский религиозный философ и историк Георгий Федотов, эмигрировавший из СССР в 1925 году. В своей статье «Загадки России» Г. Федотов писал, пытаясь объяснить причины сталинского предвоенного террора: «Всякая великая революция, в каких бы универсальных идеях она ни родилась, завершается национализмом. Люди, отбившие родину от классовых врагов, начнут по-настоящему чувствовать ее своей. Нельзя – даже чужестранцу – безнаказанно управлять двадцать лет страной, не срастаясь с ней – по крайней мере чувствами хозяина, собственника. В 18 веке даже немка на русском престоле вела русскую политику. И корсиканец, возглавивший французскую революцию, при всех своих универсальных планах, был прежде всего императором французов. Сталин из всех учеников Ленина больше всего годился для национализации русской революции. Он никогда не принимал участия в международном социалистическом движении, никогда не интересовался и теоретическими проблемами марксизма. Практик и организатор, он целиком вложился в дело русской революции, предоставив своим более культурным и ненавистным ему товарищам работу в Интернационале. Ныне он ликвидировал почти всех сподвижников Ленина. Вместе с ними расстреляны или удалены из партии тысячи настоящих ленинистов, места которых заняты новыми людьми, ничем не связанными с интернациональным движением. Случайны ли все эти чистки, московские процессы, смена почти всех дипломатов – в конце 30-х годов? Вряд ли они объясняются только личными столкновениями между Сталиным и ленинской гвардией. Если же за ними стоят идеологические разногласия, то всего естественнее искать их в смене вех: в торжестве нового национализма» [462] .

Более подробно эту же точку зрения изложил в ряде статей московский ученый и публицист М. Агурский. По мнению Агурского, революция 1917 года была не только социальной, но и национальной революцией, так как она привела к победе национальных окраин над Великороссией, над метрополией. В результате в новом государстве сложилось руководство с преобладанием инородческого элемента: евреев, латышей, поляков, кавказцев. С середины 30-х годов в стране возникло, однако, иное движение. Агурский, в частности,

писал: «Причины чисток были гораздо глубже. Под их покровом происходил глубочайший социальный и, что не менее важно, национальный переворот, в результате которого к власти в стране пришел новый слой, преимущественно крестьянского происхождения, в котором уже почти не было так называемых инородцев, т. е. евреев, поляков, латышей, литовцев и др. Такова была неизбежная реакция огромной славянской страны на интернациональные космополитические эксперименты с ней в 20 – 30 гг., не считавшиеся с национальным фактором. Сталин лишь вызвал новый слой к власти, но не являлся его создателем. Без преувеличения можно считать чистки 1936 – 1938 гг. одним из заключительных аккордов Гражданской войны в России. На смену старой элите, которую вряд ли можно идеализировать, пришел новый слой, не имевший никакой преемственности с предшествовавшим, ибо чистки происходили в несколько этапов и в конечном счете ликвидировали весь актив, хоть в какой-то мере принимавший участие в революции и Гражданской войне или же участвовавший в партийной жизни до 1937 года и знающий ее структуру. По-видимому, непременным условием для формирования новой элиты и было как раз нахождение до 1937 года только на самых низких уровнях общественной жизни» [463] .

Некоторые из людей, рассуждавших на эту тему, идут еще дальше. Так, например, А. Иванов, активный сотрудник самиздатских московских журналов «Вече» и «Московский сборник», открыто называвший себя современным русским националистом и, несомненно, сознательно избравший для своих статей псевдоним «Скуратов» [464] , решительно связывал сталинские чистки 30-х годов с победой СССР в Отечественной войне. В статье «К вопросу о роли инородцев в победе Советской власти» А. Иванов (Скуратов) писал: «Инородческое засилье в первое десятилетие после революции было неоспоримым фактом. С падением Троцкого, Зиновьева и Каменева оно несколько ослабло, в 1929 – 1930 гг. снова усилилось. В начале 30-х годов вторым человеком в партии после Сталина был Л. М. Каганович, его соплеменники прибрали к рукам важнейшие наркоматы: Литвинов – Наркоминдел, Ягода – НКВД, Яковлев (Эпштейн) – Наркомзем, Гамарник, а после него Мехлис возглавляли Политуправление Красной Армии. Но в середине 30-х годов произошел решительный перелом. Стихийное, неосознанное недовольство русских партийных низов получило возможность проявления порой уродливого и жестокого, но иной и не могла быть реакция на антирусскую жестокость. Зато снова были реабилитированы непреходящие ценности русской истории и культуры, принципы русской государственности, и в этом был положительный итог десятилетия, достигнутый за счет страшных издержек, но помогший выстоять в войне, которая, если бы руководство осталось на антирусских позициях 20-х – начала 30-х годов, была бы проиграна в два счета» [465] .

Теории насчет сталинской «национальной» революции абсолютизируют одну и причем далеко не самую существенную сторону как событий 1917 – 1920 гг., так и событий 1936 – 1939 гг. Общеизвестно, что не только среди большевиков, но и в составе всех дореволюционных российских революционных партий – анархистов, анархистов-коммунистов, социалистов-революционеров, меньшевиков было много евреев, латышей, литовцев, грузин, армян, финнов, поляков и других «инородцев». Россия давно уже не являлась национальным русским государством. В 1917 году из 170 миллионов человек, населявших Россию, только 43% приходилось на «великороссов» [466] . В населении страны примерно 100 миллионов человек составляли украинцы, поляки, финны, белорусы, немцы, евреи, молдаване, греки, грузины, армяне, азербайджанцы, татары, казахи, чеченцы, ингуши, курды, осетины, башкиры, латыши, литовцы, эстонцы и многие другие. На территории страны проживало более 150 больших и малых наций и народностей, находившихся на разных ступенях экономического и социального развития. Нет необходимости доказывать сегодня, что помимо различных форм социального гнета нерусские народности, входившие в состав Российской империи, испытывали еще и национальный гнет, который большинство людей воспринимает особенно болезненно. Совершенно естественно поэтому, что революционная пропаганда находила такой большой отклик среди многих национальных групп Российской империи и что русские революционные партии черпали здесь значительную часть своих кадров. Национальный вопрос был одной из важнейших проблем, которые должна была решить русская революция, и лозунги интернационализма и ликвидации национального гнета были важнейшей частью идеологии большевистской партии.

Однако не национальные противоречия в огромной Российской империи были главной причиной начавшейся здесь революции. Первой по важности из этих причин было глубокое недовольство крестьян в основных губерниях центральной России. Крестьяне – основная часть населения страны – продолжали страдать от малоземелья, от пережитков крепостничества, от бесправия перед помещиками и крупными землевладельцами, сохранившими большую часть своих громадных земельных угодий. Первая мировая война, призвав под ружье не менее 10 миллионов крестьян, лишь обострила аграрные противоречия в стране, а Временное правительство, образовавшееся после свержения монархии, всячески оттягивало проведение давно назревавших земельных реформ. По существу уже в сентябре 1917 года массовое крестьянское движение стало перерастать в настоящую крестьянскую войну, которую не могли остановить никакие карательные экспедиции.

Второй причиной революции было крайнее утомление не столько всего народа, сколько 12-миллионной армии из-за продолжавшейся четвертый год войны, цели которой были непонятны солдатской массе, страдавшей и от плохого питания, и от недостатка оружия. Солдаты не верили ни офицерам, ни генералам и не желали проводить еще год или два в окопах. Между тем Временное правительство решительно настаивало на продолжении войны «до победного конца», тогда как солдатские массы не видели конца войне и потеряли веру в победу.

Наконец, третьей по важности причиной революции было все более заметное ухудшение материальных условий жизни городского населения и, прежде всего, рабочего класса основных промышленных центров страны и в особенности столицы России – Петрограда. С продовольственных беспорядков в столице началась фактически еще Февральская революция. Однако Временное правительство не смогло улучшить положение трудящихся в городах.

В соответствии с этими причинами формировалась и главная сила политической армии революции, т. е. той наиболее активной части народных масс, без участия и поддержки которой не могла бы победить ни одна политическая партия. Известно, что основной частью политической армии большевиков был рабочий класс в главных промышленных центрах страны, моряки Балтийского флота и значительная часть солдат столичного гарнизона и гарнизонов многих других крупных городов. При этом большая часть армии была политически нейтрализована, а крестьянские и солдатские выступления помогали победе большевиков в революции. Национальные окраины России втянулись в революцию позже, и здесь вначале ясно преобладали сепаратистские настроения и партии. Часть окраинных районов империи стала опорой контрреволюции.