Каирская трилогия
Шрифт:
Рияд сказал:
— Если однажды я решу сочинить роман, то ты будешь одним из его действующих лиц!
Камаль повернулся к нему, и с задорным мальчишеским интересом спросил:
— И что же ты сотворишь там со мной?
— Не знаю, но тебе не следует раздражаться. Многие из тех, кто читал мои рассказы, злились потом…
— Почему?..
— Может быть потому, что у каждого человека есть собственные представления о том, что он сам создал себя. И когда писатель лишает его читателя, тот отвергает это и злится!..
Камаль с волнением спросил:
— У тебя есть на мой счёт какое-то мнение,
Тот сразу же заверил его:
— Да нет же! Однако автор начинает писать своего персонажа с того, кто ему знаком, затем забывает обо всех его характерных чертах с намерением создать новый образец человека, и единственной связью оригинала с вымышленным персонажем является то, что первый вдохновил писателя создать последнего. Ты же внушаешь мне образ восточного человека, который находится в тупике между востоком и западом и ходит по кругу до головокружения.
«Он рассуждает о востоке и западе. Но как он может знать Аиду? Возможно, страдания и несчастья просто многогранны».
Исмаил Латиф и на этот раз высказался откровенно:
— Всю свою жизнь ты сам себе создаёшь проблемы. По-моему, книги — это источник твоих бед. Почему бы тебе не попытаться жить обычной жизнью?
Они дошли до угла улицы Имад Ад-Дин и свернули на неё, где путь им преградила многочисленная группа англичан, которую они обошли. Исмаил Латиф сказал:
— Чёрт с ними! Откуда у них такой оптимизм?.. Верят ли они самим себе?..
Камаль ответил ему:
— Мне кажется, что исход войны предрешён. Она закончится будущей весной…
Рияд Калдас раздражённо заметил:
— Нацизм это реакционистское и антигуманное движение. Мир ждут ещё большие страдания под его железным каблуком…
Исмаил сказал:
— Будь что будет. Главное, чтобы мы увидели англичан в той же ситуации, в которую они сами ввергли этот слабый мир!..
Камаль сказал:
— Немцы ничуть не лучше англичан…
Рияд Калдас парировал:
— Но мы научились в конце концов ладить с англичанами, а британский империализм впадает в старческий маразм. Может быть, его смягчили некоторые гуманные принципы, но завтра нам придётся иметь дело с юным, высокомерным, богатым и воинствующим империализмом. И что делать тогда?
Камаль засмеялся, и в смехе его звучали какие-то новые нотки:
— Давайте выпьем по паре рюмок и помечтаем о едином мире, где будет править одно, но справедливое правительство!..
— Тогда нам уж точно потребуется больше пары рюмок…
Они оказались перед новым баром, который прежде не видели. Вероятно, это было одно из тех «адских» заведений, которые создавались за одну ночь в духе военного времени. Камаль заглянул внутрь и увидел там белокожую женщину, обладавшую телом, излучавшим восточную негу, что управляла баром. Ноги его словно приросли к полу не в состоянии сделать ни шагу, или лучше сказать, он не мог пошевелиться, пока его спутники не остановились и не посмотрели на то, что так приковало его взгляд… Мариам!.. Это несомненно, была именно она, вторая жена Ясина, Мариам, их вечная соседка. Да, она оказалась здесь, в этом баре, после столь долгого исчезновения. Мариам, о которой они думали, что она присоединилась к своей матери на том свете!..
— Ты хочешь, чтобы мы сели здесь?.. Ну что же… Внутри только
Камаль колебался некоторое время, однако для такого случая ему не хватало смелости, и придя в себя после замешательства, он сказал:
— Ну нет…
И он бросил взгляд на эту женщину, что так напоминала свою мать в последние дни её жизни. Затем они вновь продолжили свой путь. Когда же он видел её в последний раз?.. По меньшей мере, лет тринадцать или четырнадцать тому назад. Она была напоминанием о его прошлом, которое он не забудет никогда. Прошлое… История… Его суть… Всё это едино. Она принимала его у себя в гостях в последний раз, когда он навещал её в доме на Каср аш-Шаук до развода. Он по-прежнему помнил, как она жаловалась ему на ненормальное поведение его брата, возвращение к разгульной жизни и посещение притонов по новой. Он не предвидел последствий этой жалобы, из-за которой она оказалась в конечном итоге в этом адском баре. До этого она была дочерью господина Мухаммада Ридвана, его подругой и источником мечтаний в юности, в то время, когда их старый дом был свидетелем радости и покоя. И Мариам, и Аиша были двумя розами, а время является заклятым врагом роз. Вполне вероятно, что он мог бы столкнуться с ней в каком-нибудь публичном доме, как столкнулся с мадам Джалилой. И если бы это произошло, он бы оказался в очень затруднительном положении. Вот так Мариам начала с заигрывания с англичанами и окончила также рядом с ними…
— Ты знаешь эту женщину?
— Да…
— Откуда?
— Это одна из тех женщин… Возможно, она забыла меня!..
— Ох. Их полным-полном в барах: старые проститутки, взбунтовавшиеся служанки, и тому подобные…
— Да…
— Почему ты не зашёл? Она, возможно, радушно поприветствовала бы нас ради тебя?..
— Она больше не молода, а у нас есть места и получше…
Он и сам постарел, не зная о том. Ему шёл четвёртый десяток, и как будто свою долю счастья он уже потратил. Если сравнить между его нынешними несчастьями и тем, что было в прошлом, то он даже не знал, что было хуже. Однако какое значение имел возраст, когда он был сыт жизнью по горло? Да уж, смерть была самой приятной частью жизни… Но что это за звук?
— Воздушный налёт!..
— Куда нам идти?..
— В бомбоубежище под кафе «Рекс»…
В убежище они не нашли ни одного свободного места, и им пришлось стоять. Там были и иностранцы, и египтяне: мужчины, женщины, дети. Все они говорили на разных языках и с разными акцентами. Несколько человек из гражданской обороны, что стояли снаружи, закричали: «Тушите свет!» Лицо Рияда было бледным; он ненавидел шум зенитных орудий. Камаль решил его поддразнить:
— Теперь ты больше не сможешь обыграть моего персонажа в своём романе…
Тот нервно засмеялся и, указывая на других людей в убежище, сказал:
— В этом бомбоубежище в справедливой форме представлено всё человечество…
Камаль насмешливо заявил:
— Если бы они ещё собрались по хорошему поводу, как из-за страха сейчас..!
Исмаил Латиф нервно воскликнул:
— В это время моя жена спускается по лестнице, пробираясь ощупью в кромешной темноте. Я серьёзно задумываюсь о возвращении завтра в Танту…
— Если мы доживём ещё!..
— И впрямь, бедняги эти лондонцы!