Каирская трилогия
Шрифт:
— Но что?
— Это ошибка, что у человека есть родители!
Камаль засмеялся:
— Как ты можешь так легко говорить такое?
— Я не имею это в виду буквально, это всего лишь указывает на то, что они олицетворяют традиции прошлого. Отцовство в общем-то выглядит как тормозящий фактор. Нам в Египте не нужны тормоза, мы и так медленно плетёмся, словно ноги у нас в кандалах!
После некоторого размышления он продолжил:
— Такой, как я, не познает на себе горечи борьбы, пока у него есть дом и его содержит отец. Я не отрицаю, что мне спокойнее так, но в то же время я этого стыжусь!
— Когда ты ожидаешь получать жалованье за свою
— Редактор ещё не определил это…
Они расстались на площади Аль-Атаба Аль-Хадра, и Ахмад продолжил свой путь в редакцию журнала «Новый человек», где мастер Адли Карим тепло приветствовал его и провёл в секретарскую, где представил его:
— Это ваш новый коллега, мастер Ахмад Шаукат…
Затем представил ему коллег со словами:
— Мадемуазель Сусан Хаммад, мастер Ибрахим Ризк, мастер Юсуф Аль-Джамиль…
Они приветственно пожали руки Ахмаду, и Ибрахим Ризк вежливо сказал:
— Ваше имя известно в нашем журнале…
Господин Адли Карим пояснил:
— Он первенец нашего журнала, первый его подписчик…, - тут он указал на письменный стол Юсуфа Джамиля… — Вы будете работать за этим столом, так как его владелец проводит здесь мало времени и появляется лишь изредка…
Когда Адли Карим вышел из комнаты, Юсуф Джамиль пригласила Ахмада присесть на стул рядом с его столом, и подождав, пока тот сядет, сказал:
— Мадемуазель Сусан Хаммад выделит работу, которую вам поручат, а сейчас можно и по чашечке кофе выпить…
Он нажал на кнопку звонка, а Ахмад тем временем принялся изучать помещение и окружающие его лица. Ибрахим Ризк был среднего возраста, но дряхлым, отчего казался старше своего возраста лет на десять. Юсуф Джамиль был молодым человеком на последней стадии своей молодости. Внешний вид его говорил об уме и педантизме. Ахмад бросил взгляд на Сусан Хаммад, спрашивая себя, помнит ли она его?.. Он ведь видел её в последний раз в 1936 году. Их глаза встретились, и он спросил её с улыбкой, побуждаемый желанием нарушить наконец молчание:
— А вас я встречал здесь однажды пять лет назад…
В её блестящих глазах появился такое выражение, будто она узнала его, и он пояснил:
— Я тогда ещё спросил вас о судьбе моей статьи, которую не опубликовали!
Она с улыбкой ответила:
— Я почти что припоминаю вас, но в любом случае, с тех пор мы опубликовали много статей!..
Юсуф Джамиль прокомментировал:
— Ваши статьи свидетельствуют о прекрасном прогрессивном духе…
Ибрахим Ризк тоже заметил:
— Сегодня внимание людей приковано совсем к другим вещам, нежели вчера. Всякий раз, как смотришь на улицу, можешь прочитать на стенах такое выражение: «Хлеба и свободы!» Таков новый девиз народа.
Сусан Хамад с интересом отметила:
— Это самый замечательный девиз, и особенно в такое время, когда тьма накрыла собой весь мир!
Ахмад понял, на что она намекает, и душа его быстро откликнулась на окружающую его новую среду с радостью и воодушевлением:
— Тьма и правда нависла над всем миром, но пока Гитлер на напал на Британию, есть ещё надежда на спасение.
Сусан Хаммад ответила:
— Я гляжу на эту ситуацию с другой стороны. Если Гитлер и нападёт на Британию, то есть вероятность, что обе империи будут разрушены, или по крайней мере, баланс сил сместится в сторону России.
— А если случится обратное? Я имею в виду, если Гитлер подметёт под себя Британские острова и достигнет неоспоримого превосходства в силах?!
Юсуф Джамиль сказал:
— Наполеон, как и Гитлер, завоевал
Ахмад почувствовал себя жизнедеятельным и воодушевлённым, чего никогда раньше не испытывал в такой чистой атмосфере, с этими свободными по духу своему товарищами, и этой хорошенькой просвещённой коллегой. Он по какой-то причине вдруг вспомнил Алавийю Сабри и целый год мучений, когда он вёл борьбу с неразделённой любовью, пока наконец не преодолел её. И утром и вечером он проклинал эту любовь что есть мочи, пока она не растаяла в воздухе, оставив в глубине души несмываемый след мятежной обиды. Она была сейчас в Маади в доме своего отца, ожидая мужа с доходом как минимум пятьдесят фунтов в месяц. А чего ожидает эта вот девушка, желающая победы России?..
Тут Сусан помахала кипой бумаг в его сторону и мягко спросила:
— Не возражаете?
Он поднялся и подошёл к своему письменному столу с улыбкой, готовый начать новую работу…
34
В течение недели Юсуф Джамиль приходил в редакцию журнала не чаще чем на день-два, так как его деятельность была в основном сосредоточена на рекламных объявлениях и подписке. Ибрахим Ризк также не засиживался в секретариате больше часа, после чего отправлялся в редакции других журналов, в которых работал. Так что основную массу времени Ахмад и Сусан оставались наедине вдвоём. Однажды пришёл начальник типографии взять какой-то экземпляр, и Ахмад изумился, услышав, что она зовёт его «отец»! После этого ему стало известно о том, что существует родственная связь между мастером Адли Каримом и начальником типографии. Это стало волнительной неожиданностью для него. Но ещё более его поразила прилежность Сусан в том, что касалось работы: она была осью и центром деловой активности всей редакционной коллегии, хотя и работала больше, чем требовалось от неё. Редактировала журнал, непрерывно что-то писала и читала, и казалась очень серьёзной и умной. Ахмад сразу же почувствовал силу её личности, так что ему даже стало казаться временами — несмотря на её привлекательные чёрные глаза и мягкую женственную фигуру, — что перед ним волевой мужчина с сильной внутренней дисциплиной. Увлёкшись её энергичностью, он и сам отдался работе со старательностью, не ведавшей уныния или усталости. Он взялся за перевод избранных выдержек мировых журналов по культуре, а также некоторых важных статей. Однажды он сказал ей:
— Цензоры выжидательно смотрят на нас…
Тоном, указывавшим на презрение и раздражение, она ответила:
— Вы ещё ничего не видели. Наш журнал считают «подозрительным» в высших правящих кругах!.. И это делает ему честь!..
Ахмад с улыбкой отреагировал:
— Вы, конечно, помните те передовицы, которые писал господин Адли Карим до войны?
— Наш журнал однажды закрывали ещё в эпоху правления Али Махира из-за статьи в память о революции Аль-Ораби, в которой мастер обвинил хедива Тауфика в предательстве.
Однажды во время какого-то разговора она спросила его:
— Почему вы выбрали журналистику?
Он немного подумал над тем, насколько можно обнажить свою душу перед этой девушкой, у которой был собственный стиль по сравнению с другими девушками, которых он знал.
— Я поступил в университет не для того, чтобы стать государственным служащим. У меня есть идеи, которые я хотел бы выразить и опубликовать, и самым подходящим способом для этого является журналистика…
С интересом, который восхитил его до глубины души, она сказала: