Как повергнуть герцога
Шрифт:
Ей удалось найти дорогу в лабиринте лестниц и коридоров на первый этаж. Позади дома располагалась огромная каменная терраса, изогнутая, как нос корабля, и одна из стеклянных дверей, которые вели на улицу, была уже приоткрыта.
Аннабель выскользнула наружу, упиваясь чистым воздухом. Подставив лицо лучам тёплого яркого солнца, она с наслаждением прикрыла глаза, а, когда открыла, перестала дышать.
К ней спиной у балюстрады стоял Монтгомери.
Аннабель всё ещё не смела сделать вдох.
Даже со спины герцог не выглядел приветливым, пальто туго обтягивало его
Он стоял так неподвижно и выглядел таким… одиноким, что его вид пробудил в Аннабель нежные эмоции. Возможно, именно поэтому она не вернулась на цыпочках в дом.
И, конечно, он почувствовал её присутствие. Герцог не столько обернулся, сколько слегка повернул в её сторону голову.
Во рту у неё пересохло. Когда она начала считать его красивым? Потому что так оно и было. Герцог выглядел таким же привлекательным, как прохладное зимнее утро.
Его лоб тут же неодобрительно нахмурился.
— Вам уже можно выходить, мисс?
— Мне гораздо лучше, ваша светлость. — Она подошла ближе. — Лихорадка прошла вчера.
С террасы открывался великолепный вид на огромный прямоугольный парк с вечнозелёными изгородями правильной геометрической формы, столь любимой французскими королями прошлых веков. Летом отсюда наверняка можно услышать журчание фонтанов.
Монтгомери не сводил с неё глаз.
Она украдкой встретилась с ним взглядом, как подобало воспитанной женщине.
— Я не вынесу больше ни минуты в своей комнате.
Он нахмурился ещё сильнее.
— Вам что-нибудь нужно?
— Нет. Вы обеспечили меня всем, чем только можно, спасибо. Я просто не могу долго оставаться взаперти.
Его губы дрогнули.
— Нет, — согласился он, — думаю, что не можете.
Удивительно, что он успел сложить о ней мнение. С другой стороны, возможно, оно не очень-то лестное. Возможно, он считал нежелание сидеть взаперти недостатком женщины.
— Могу я спросить, что привело вас к такому выводу, ваша светлость?
— Я уже второй раз за несколько дней наблюдаю, как вы покидаете тёплый уютный дом. Вы не производите впечатление женщины, склонной к ограничениям.
— Я не знала, что существуют женщины, склонные к ограничениям.
Монтгомери, казалось, позабавил её ответ.
— Их большинство. Ограничения — это всего лишь оборотная сторона безопасности. Возьмём тюремное заключение или уютную комнату. Или мужа. Большинство женщин хотят жить в безопасности, поэтому с радостью соглашаются на ограничения.
Безопасность.
Аннабель хотела жить в безопасности. Но, видимо, не такой ценой. Она, конечно, уже всё про себя знала, её пугало то, что и герцог, судя по всему, тоже.
— Это не означает, что женщины не предпочли бы свободу, — сказала она.
— Свобода, — повторил Монтгомери, пробуя слово на вкус. — Значит, вот что вы предпочитаете?
По его лицу невозможно было понять, зачем он расспрашивает о ней такие подробности. Аннабель пришлось отвести глаза, потому что под пристальным взглядом Монтгомери её охватывали странные ощущения. Странный жар в теле,
Аннабель сосредоточилась на их руках, которые лежали рядом на гранитных перилах. Её перчатки выглядели очень дешёвыми по сравнению с его превосходными лайковыми. Она опустила руки и сложила их перед собой.
— Да, я предпочитаю свободу, — ответила Аннабель. — Джон Стюарт Милль говорил, что лучше иметь выбор, даже если он усложняет жизнь. Лучше быть неудовлетворённым человеком, чем довольной свиньёй.
Монтгомери издал звук, похожий на смех, но вовремя сдержался.
— Весьма убедительно, — сказал он. — Намекаете, что большинство женщин не совсем люди?
— Я вовсе не это имела в виду, — быстро проговорила она. — Я прекрасно понимаю, что при нынешнем положении вещей цена, которую женщины платят за независимость, зачастую слишком высока.
— Всё имеет свою цену, — сказал Монтгомери.
В его голосе по-прежнему не было слышно ни намёка на возмущение по поводу её философских рассуждений, герцог не пытался читать ей нотации о Джоне Стюарте Милле. Внезапно на неё нахлынуло воодушевление, как тогда, когда они обсуждали право голоса за завтраком. Всегда интересно поспорить с умным человеком, которому не надо никому ничего доказывать. Его не испугает образованная женщина с собственным мнением. И поэтому идти с ним на сближение было легко и до абсурда приятно. Он всё ещё на вражеской стороне, дурочка.
Монтгомери повернулся к лестнице, ведущей во французский сад.
— Прогуляемся, если не возражаете.
Не успев подумать, Аннабель уже сделала шаг в сторону парка. Но ведь там они окажутся совсем одни. Она машинально оглядела террасу в поисках компаньонки и поймала тот самый момент, когда герцог догадался о её затруднительном положении. Его насмешливое выражение лица как будто говорило: "Неужели вы считаете, что здесь меня может кто-то остановить или призвать к ответу?" В его глазах появился раздражающий блеск. Он бросал ей вызов. Черт бы её побрал, но она никогда не могла устоять перед интересным вызовом. К чести герцога, он не стал злорадствовать, когда она молча взяла его под руку. Не сказав ни слова, Монтгомери повёл её вниз по лестнице, а потом свернул налево, на гравийную дорожку.
— Как вы думаете, если бы завтра людям преподнесли свободу на блюдечке, чем бы это закончилось? — спросил он.
Им бы стало свободней дышать.
— Они бы смогли отыскать свой собственный смысл жизни.
Монтгомери покачал головой.
— Они бы испугались до полусмерти. Как вы думаете, почему некоторые молодые люди бунтуют, пока не перейдут все дозволенные границы?
— Чтобы стать самостоятельными взрослыми с независимым мнением?
— Вряд ли. Чтобы понять себя, осознав свои пределы, убедиться в том, что найдётся кому их остановить и не дать потерять ориентацию в этом мире, независимо от их поступков. — Казалось, теперь он имел в виду конкретного человека, его голос посуровел от каких-то личных воспоминаний