Как повергнуть герцога
Шрифт:
Вагон завибрировал, когда поезд приготовился к отправке.
Себастьяна пронзило инстинктивное желание броситься в бой.
"Я мог бы её заполучить".
Он мог сойти с поезда. Найти Аннабель, забрать с собой, затащить в свою спальню и не выпускать, пока не выкинет её из головы. Его предки без раздумий так бы и поступили. Даже сегодня мужчинам его положения сходили с рук невообразимые вещи…
Выпустив пар, поезд отошёл от платформы.
Себастьян судорожно выдохнул. На лбу выступил холодный пот. На мгновение он пришёл в ужас от своих низменных
Существовали более цивилизованные способы добиться её расположения: написать письмо, нанести визит.
Но он ничего из этого не предпримет.
Себастьян чуть не овладел ею прямо у двери библиотеки, как какой-то пьяница продажной девкой за таверной. Он никогда раньше так не обращался с женщиной. Но правда заключалась в том, что той ночью Себастьян обнаружил себя в тисках безумного желания: оказаться внутри неё или умереть.
Никто не должен иметь над ним такой власти.
Он открыл глаза и посмотрел на проносящийся мимо зимний пейзаж. Горизонт постепенно приобретал болезненно-желтоватый оттенок.
Его мысли вновь вернулись в Оксфорд, Себастьян представил себе Аннабель, склонившую голову над книгой. Нежной шеи касаются мягкие завитки волос, а в голове роятся светлые идеи. Грудь сжалась от сладостно-горького ощущения. Вот, видимо, что значит скучать по кому-то.
Опаздывать на урок со своим тьютором было жесточайшим преступлением. Пока Аннабель бежала по каменному полу Сент-Джонса, её каблуки выбивали дикое стаккато. Она едва успела притормозить перед внушительной дверью кабинета Дженкинса, пытаясь отдышаться.
Её жизнь превратилась в сплошную беготню из одного места в другое. Аннабель разрывалась между занятиями в университете, суфражистками, малооплачиваемым обучением учеников и выполнением обещания позировать для портрета Елены Троянской. Спокойствие и уравновешенность, которые она одно время пыталась в себе развить, окончательно её покинули.
Аннабель ещё не успела восстановить дыхание, как дверь распахнулась и на пороге появилась долговязая фигура профессора Дженкинса.
Желудок неприятно сжался.
— Мисс Арчер, — спокойно проговорил он, — мне показалось, я слышал, как кто-то несётся по галерее.
— Профессор, мне так…
— Пол выстлан неровными плитами. Если бы вы споткнулись и разбили голову, вот уж был бы настоящий позор. — Он отступил в сторону. — Входите, пожалуйста, — его брови мрачно опустились, — ваша компаньонка уже здесь.
В кабинете Дженкинса пахло старинными манускриптами и царила тишина, как в соборе. В высоту комната была больше, чем в длину, её венчал сводчатый потолок, в лучах света, льющихся из окон, танцевала пыль. Книжные полки прогибались под тяжестью томов в кожаных переплётах и любопытных, разнообразных артефактов из Средиземноморья, большинство из которых имели трещины или сколотые места. Центр кабинета занимал письменный стол, деревянная твердыня с высокими стопками бумаг слева и стратегически расположенным бюстом Юлия Цезаря справа. Стратегически, потому что незрячие мраморные глаза императора
Аннабель опустила тяжёлую сумку на пол рядом со стулом, стараясь выровнять дыхание.
— Добрый вечер, миссис Форсайт.
Компаньонка посмотрела на неё сверху вниз, проявив тем самым удивительную ловкость, учитывая, что она умудрилась это сделать сидя. Не переставая ворчать, Дженкинс втиснул кресло в оставшееся пространство возле камина. На коленях миссис Форсайт бесшумно балансировали пяльцы.
— Вы раскраснелись, — заметила она. — Вам не идёт.
— Цвет лица мисс Арчер исключительно её прерогатива, — сказал Дженкинс, проходя за свой стол. — У меня, однако, возникли вопросы к бдительности её ума.
Зловещее заявление. Аннабель опустилась в кресло.
Дженкинс вытащил тонкую папку из стопки бумаг и шлёпнул её на стол, словно бросив перчатку.
— Ваше эссе стало для меня настоящим сюрпризом.
— О, — еле слышно выдохнула Аннабель.
— Оно не такое уж и отвратительное, — продолжил Дженкинс, — но заметно ниже вашего обычного уровня. Конечно, ваш обычный уровень исключителен, предыдущее эссе было превосходным. Но я предпочитаю искоренить гниль, прежде чем она успеет распространиться дальше.
— Гниль, — эхом отозвалась Аннабель. Профессор не стеснялся в выражениях, общаясь с представительницами прекрасного пола. В лучшие времена она бы это оценила. Но в ушах всё ещё отдавался стук сердца. Между грудей стекали капельки пота. Сорочка станет липкой и колючей ещё до конца урока.
— Как ни прискорбно, но в данном случае термин "гниль" подходит как нельзя кстати, — сказал Дженкинс. — Вашим формулировкам местами не хватает точности, я бы даже назвал их размытыми. Ваши выводы? Обоснованы, но не особо оригинальны.
Миссис Форсайт заметно притихла.
Аннабель глубоко вздохнула.
Что подавило волну тошноты.
Дженкинс снял очки, вперив в неё неодобрительный взгляд.
— У меня сложилось впечатление, что ваши мысли были невнятными. Поэтому я должен спросить, это просто случайность, или вы злоупотребляете спиртными напитками?
Аннабель не сразу нашлась с ответом.
— Вы спрашиваете, выпиваю ли я?
— Да, — ответил Дженкинс, барабаня пальцами по столу. — По утрам или вечерам?
Она чуть не рассмеялась. Мировой эксперт по Пелопоннесским войнам решил, что она пишет свои эссе в состоянии алкогольного опьянения. Достаточно распространённое поведение среди студентов мужского пола, едва ли это смягчило удар. Если она лишится своих умственных способностей, что у неё останется?
— Нет, сэр, — ответила Аннабель, — я не выпиваю.
— Хм.
Профессора явно не убедили её слова.
На мгновение Аннабель захотелось дать ему более простое объяснение своим загнивающим способностям.