Как приручить Обскура
Шрифт:
— Ликвидатором?.. — удивился Гриндевальд. — Из начальников? Что ж ты такое сделал, Перси?
— Убил… — тяжело сказал Грейвз. Опустил взгляд себе на колени, взялся онемевшими пальцами за край скатерти, подёргал, будто проверял, не сгодится ли она как оружие. Поднял взгляд к потолку, уставился на паутинное пятно зеленоватой плесени.
— Кого убил? — по-деловому поинтересовался Гриндевальд.
Он был сейчас до омерзения похож на пронырливого журналиста, только блокнота и карандаша не хватало. Грейвзу в своей жизни приходилось давать немало интервью: глава Аврората — фигура заметная, да и в светской жизни он был не пешкой. Он встречался с газетчиками, давал
— Нет, мисс Блэк, это не новая гоблинская война, это была просто драка. Да, я помню, в прошлый раз всё тоже началась с двух повздоривших подростков. Нет, не-маги легко приняли версию о мафиозной перестрелке, для них это сейчас обычное дело. Да, мисс Браун, можете меня цитировать, только не пишите опять "Персиваль Грейвз считает, что перестрелка на улицах — обычное дело" — вылетите с работы к хренам моржовым. Хорошего дня.
— Нет, мистер Уайт, в Большом Каньоне нет драконов и никогда не было. Нет, я понятия не имею, чем им там не нравится, обратитесь за комментарием к магозоологам, извините, у меня нет времени выслушивать этот бред, я тороплюсь, Джимми, убери от меня этого ненормального. Спасибо.
— Да, мистер Ацзурро… простите, как?.. Адзурро?.. Мистер Адзурро, статус Йеллоустоунской кальдеры не будет пересмотрен и она не будет открыта для не-магов. Потому что там обитает дракон. Нет, сэр, я никогда не говорил, что в Америке нет драконов. Я говорил, что их нет в Большом Каньоне. Да, в Йеллоустоунской кальдере обитает одна особь. Да, мы пытались провести операцию по его ликвидации, но возникла проблема: дракон очень старый и очень большой. Насколько большой?.. Нет, я не интересовался, сколько в нём футов от морды до кончика хвоста. Сколько футов в полумиле — вот примерно столько и в нём. Да, думаю, Центральный парк покажется ему небольшой лужайкой. Сейчас рядом с ним круглосуточно дежурит отряд авроров. После длительных обсуждений Конгресс решил, что подкармливать его проще и безопаснее, чем попытаться уничтожить ещё раз. Да, конечно, я принимал участие в первой операции. Да, видел. Какой он?.. Ну, он… он большой.
Нет, никто из журналистов никогда не копался в нём вот так, запустив в кишки обе руки по локоть. Правду сказать, никто из журналистов даже не пытался напоить его Веритасерумом. Эффект этого зелья был настолько опасен (тут Грейвз всегда иронически ухмылялся), что на его использование даже в рамках расследования требовались особые обстоятельства и отдельное разрешение. Сейчас Грейвз испытывал на себе — чем это зелье было так опасно, и ухмыляться ему не хотелось.
— Кого я убил? Одного выскочку из Дурмштранга вроде тебя, — с ненавистью сказал Грейвз, торопясь завалить Гриндевальда подробностями, чтобы за ними было не видно, кого он ещё убил тогда. — Был тут один живописец, рисовал портреты не-магов, живые портреты. Я убил его голыми руками, разбил к хренам моржовым башку ему, как яйцо, бил его мордой об пол, пока его собственные зубы не оказались у него в глотке…
— Тише, тише, — Гриндевальд взмахнул рукой, заставляя его умолкнуть. — Убил и убил, гордиться тут нечем. Что было дальше?..
— Дальше была война, — сказал Грейвз. — Я ушёл на фронт добровольцем, со мной был отряд. Мы примкнули к британскому корпусу во Франции.
— Это я слышал, — Гриндевальд кивнул. — В каком-то захолустье в Нормандии
— Лейтенант.
— Лейтенант?.. — искренне удивился Гриндевальд. — Кавалер Ордена Почётного легиона, кавалер Креста Виктории — лейтенант?.. Как же так? — участливо спросил он.
— Я нарушил Статут во время войны, — коротко сказал Грейвз.
Глянуть со стороны — беседуют два человека, беседуют откровенно, долго, касаются таких тем, о которых постороннему не расскажешь. Наверное, близкие друзья. Наверное, старые коллеги.
Небо за окном потемнело, а Грейвз продолжал говорить. У него пересохло горло, он начал хрипеть, но утолять жажду водой с Веритасерумом он не стремился. Облизывал губы, глотал горькую слюну, которой становилось всё меньше и меньше.
Зелье действовало долго — видно, его варил кто-то очень умелый. Грейвз выложил всё, всю свою жизнь, весь путь к вершине Конгресса, рассказал все секреты, служебные обязанности, все тайны, какие мог, но Гриндевальду всё было мало.
Гриндевальд расспрашивал его не из любопытства — он всерьёз собрался занять место Грейвза. Оборотное зелье подарит ему облик Грейвза, но память Грейвза мог подарить ему только сам Грейвз. Гриндевальд не рискнул взламывать её — слишком велик был шанс, что он запутается, захлебнётся чужой памятью — и сам в ней утонет, и Грейвз лишится рассудка. Персиваль цеплялся за мысль, что он нужен Гриндевальду живым, чтобы Оборотное зелье продолжало работать. И пока он жив — у него будет шанс на побег.
— Ну, а что у тебя с личной жизнью?.. — наконец спросил Гриндевальд. — Семья, дети?.. Любовницы?.. Любовники?.. — он поднял бровь. — Девочки, мальчики… ящерки?.. Рыбки?.. Толстый персидский кот?..
Грейвз покачал головой.
— Никто тебе не поверит. Ты не сможешь меня подменить.
— Перси, я жду, — терпеливо повторил Гриндевальд.
Он встал из-за стола, прошёлся по комнате, разминая ноги. Фиал с Оборотным зельем, в котором уже плавал волос Грейвза, он держал в руке и периодически встряхивал. Зелье переливалось изумрудным и сапфировым мерцанием с проблесками золотых искр: павлиний хвост, да и только.
— У тебя есть кто-то, кто знает тебя очень близко?..
— Нет, — с облегчением ответил Грейвз.
— Хорошо, я спрошу так, — Гриндевальд терпеливо вздохнул, — ты занимаешься сексом?.. С кем-нибудь?.. Расскажи мне подробности.
— У меня нет никого постоянного, — сказал Грейвз, устало закрывая глаза. Во рту почему-то был вкус железа. Он облизал больным языком зубы и продолжил: — Я встречаюсь с мужчинами и плачу им за секс. Они не знают, кто я. Это всё.
— Ты платишь за секс?.. — Гриндевальд окинул его быстрым взглядом. — Перси, ты роскошный мужчина, тебе бы давали за одни только брови. Да к тебе очередь добровольцев должна стоять.
— Не хочу связывать себя отношениями, — сказал Грейвз. — Лучше платить. Легче. И никто никому не должен.
— Только мужчины?.. — уточнил Гриндевальд.
— Только мужчины.
— Опиши свой типаж, — потребовал он. — Кого ты выбираешь?
— Молодые, — Грейвз упёрся затылком в высокую спинку стула. Дико хотелось почесать переносицу, но его руки были снова скованы чарами, и он терпел неприятное зудящее чувство. Наверное, туда упала прядь волос, и теперь щекоталась, как проклятая. Он закрыл глаза. Говорить это не мешало, а сил видеть Гриндевальда перед собой уже не осталось. — Двадцать лет… двадцать пять. Темноволосые. С хорошей фигурой, сильными руками. Мне нравится, когда у них красивые губы…