Как приручить принцессу
Шрифт:
Ковыряя вздыбившиеся кусочки зеленой краски, я пыталась не обращать внимания на боль, образовавшуюся в горле, на жжение в глазах, на подступающие слезы.
— Нет. Больше не плакать. Хватит, — тихо, но твердо сказала я.
Пролетающая мимо ласточка, должно быть, подумала, что я сошла с ума.
— Рассудок — то немногое, что осталось при мне. Рассудок и еще платье.
Мысли о платье заставили меня пойти проверить, как там оно. К счастью, мой единственный приличный наряд за ночь высох, и я смогла переодеться. Собственная одежда сразу заставила меня почувствовать себя увереннее.
Настолько уверенно, что решила немного прогуляться, пока Лаэрт спит. Казалось,
Мой новый дом притаился за окраиной города. Он прижимался к лесу, пытаясь отстраниться от любых возможных соседей. Да и не было их, этих соседей. Полузаросшая дорожка провела меня от дома к небольшому лугу, окруженному деревьями, а затем влилась в такую же заросшую дорогу, но уже чуть шире. Разумеется, далеко уходить я не собиралась, но осмотреться немного стоило. Я ведь взрослая женщина. Самостоятельное существо, которое обживается на новом месте, привыкает к новому мужу и не сходит с ума из-за пустяков.
— А кто это у нас тут такой красивый? — громко спросила женщина, рвущая траву на краю луга. Из-за зеленого платья или из-за того, что она стояла в тени деревьев, но я ее не заметила. — Так и знала, что этот прохвост рано или поздно отхватит себе красотку. Не зря у него голос как у моего Фарго!
— Прошу прощения?
Женщина казалась довольно дружелюбной, хотя и очень шумной. Мне показалось, что на вид ей лет сорок, но с тем же успехом она могла быть и старше и моложе. Ее светлые волосы, выгоревшие на солнце, выбивались из-под зеленой же косынки. Непозволительно короткое платье заканчивалось на середине голени, обнажая загорелые ноги.
— Петух мой, чтоб ему пусто было, — охотно пояснила она, ничего на самом деле не прояснив. Женщина улыбнулась, обнажив крупные белые зубы, и каким-то неведомым образом стала выглядеть моложе и красивее. Она и без того была довольна красива. Пышная фигура из тех, что сейчас на пике моды, яркие карие глаза, приятная улыбка. Разве что нос немного портил картину. Слишком уж простой: немного курносый башмачок. — Хотела на суп его пустить, да жалко скотину. Пусть доживает в покое свои деньки. Заслужил. Вы так не думаете?
Я растерянно моргнула. Возможно, для нее это стало бы неожиданностью, но я не имела ни малейшего представления о том, что происходит.
— Полагаю, что так, — наконец, дипломатично ответила я.
— Вот и умница! — рассмеялась женщина. — Не только красавица, но и умница. Ах, рыбка моя, этому прохвосту с тобой невероятно повезло. Хочешь помочь? — легко сказала она, словно предлагать незнакомкам подобное в порядке вещей. А может, так оно и было в ее мире.
Я растерянно согласилась. Женщина меня озадачивала. Ее было слишком много, она была слишком яркой. Редко на свете встречаются люди с подобным напором. Незнакомка фонтанировала энергией и уверенностью в себе.
— Фиолетовые цветы собирай. Вот такие.
Она вынула из тканевой сумки стебель, усыпанный красивыми фиолетово-синими цветами. Шалфей. Ботаник из меня плохой, но кое-что я знаю. На маминых клумбах шалфей не рос никогда. Слишком уж простенький цветок. Таким место на лугах и полях, а не в королевском саду. А вот главный повар очень любил готовить оленину с шалфеем. Оленина на королевском столе появлялась часто благодаря отцу, но я к ней никогда не притрагивалась. От одного лишь запаха дичи, смешанного с тонким, едва заметным ароматом шалфея, к горлу подступала мерзкая тошнота. Отец брал меня на охоту однажды. Он долго отпирался и говорил, что девицам не место на охоте — будто жена графа Керменского не проводит все
На утреннем летнем лугу оленей не было, как не было огромных фарфоровых блюд и гордого лица главного повара, собственноручно выносящего основное блюдо — оленину с шалфеем. Лишь тонкий запах знакомых цветов и липкая дрожь, охватившая мое тело. Стараясь не подавать виду, я принялась торопливо рвать слегка шерстистые стебли.
— Зирочка очень любит шалфей. Оно и полезно ей, и вкусно. Она же отелилась недавно, так надо немного питание корректировать.
С Зирочкой я знакома не была, а потому лишь хмыкнула, соглашаясь со всем, что скажет женщина. Едва ли от этого будет хуже. Она еще что-то говорила о рационе Зирочки, о том, что ей стоит есть, а от чего лучше воздержаться. Я плыла по течению мерного журчания голоса моей новой знакомой, срывая цветок за цветком и отстраняясь от смысла слов, позволяя словам превратиться в шелест и плеск волн, позволяя им отделять меня от мертвого оленя, отпечатанного на внутренней стороне моих век. Признаться, я даже немного растерялась, когда среди этой болтовни, не требовавшей моего участия, вдруг раздался вопрос:
— И как же тебя зовут, зайчик?
— Эйлин, — хмыкнула она, то ли одобряя, то ли наоборот. — Ну пойдем, Эйлин.
Бросив тревожный взгляд на солнце — заметно выше, чем когда я проснулась — я задумалась. Отказаться или согласиться? Не похоже, чтобы женщина представляла опасность, а общение с местными мне не помешает, если я планирую здесь задержаться. Мой муж, хотя и привел меня в свой дом, не особенно спешит вводить в свой мир. Возможно, он просто жалеет, что женился так скоропостижно? Если так, то мне не помешает знакомая среди аборигенов.
— Зайчик, если ты собираешься столбом стоять, то у нас ничего не получится, — голос женщины оставался ласковым, в нем не слышалось ни капли раздражения. — За Лаэрта не переживай, он парнишка взрослый, свою пару штанов как-нибудь сам отыщет.
— А как вы…
— Он заходил вчера починить дверцу в амбаре. Я не настолько глупа, чтобы не уметь отличить по виду мужчины, когда он сменил статус с холостого на женатый. Я подобную перемену за тысячу шагов учую.
Едва ли стоит говорить этой доброжелательной, но странной незнакомке, что Лаэрта вряд ли можно назвать женатым мужчиной. Я промолчала.
— Мое имя Кассиопея, но если желаешь сохранить хорошие отношения, лучше зови меня Кэсс. Моя матушка сошла с ума в тот момент, когда решила дать мне это вычурное имя. Вот что бывает, когда во время беременности читаешь слишком много романов. Впрочем, раньше, до постройки всех этих школ, было хуже. Моя бабка, прабабка и прапрабабка носили одно и то же имя, потому что только его и умели писать в нашей семье. Уж лучше Кассиопея, чем очередная Ила.
Дом Кассиопеи находился минутах в двадцати хоть бы от нашего, однако, казалось, что я перенеслась в другой мир. За низеньким плетеным забором виднелся чистенький двор. Дремавшая, наполовину высунувшись из будки, собака лишь лениво приоткрыла один глаз и, убедившись, что это хозяйка, погрузилась обратно в дрему. Чуть в стороне, в загончике, маленькие упитанные курочки о чем-то переговаривались друг с другом. Время от времени петух с ободранным хвостом что-то сердито им выговаривал, а потом возвращался обратно к поросшему травой клочку земли, где с удовольствием копался.