Каллиграфия
Шрифт:
Когда стали снижаться, ни огней, ни жилых домов Джулия не приметила. Лишь призрачные очертания покосившегося маяка, который, к тому же, не функционировал.
– Куда ты нас завезла, дорогая?!
– превозмогая рокот винта, прокричал Актеон.
– Тут же ни кола ни двора!
Люси посадила машину на какую-то безлесную площадку, выключила зажигание и с чувством собственного превосходства пообещала:
– Всё будет.
Пока они летели, небо обложило тучами. Трещали в вышине молнии, раскатисто басил гром да капал редкий дождик. Сходя с подножки, Джулия подумала об учителе:
– Кристиан? Верь - не верь, но именно он подал мне идею с похищением! Актеон не даст соврать!
– кивнула помощница в сторону хозяина, который, мало что соображая, вслепую двигался против ветра и не переставал ворчать: «Темень-то какая! Хоть глаз выколи! Ай-яй-яй!»
– Кириэ Спиру, вы не туда идете!
– окликнула его Люси.
– Поворачивайте к нам!
У купы низких деревец она властной рукой направила Джулию под какую-то арку, заставив пригнуться. Тогда как Актеон, едва различавший препятствия, сориентировался слишком поздно и со всего маху врезался лбом в каменный свод.
За аркой стало чуть светлее, однако горящие рваным пламенем факелы, которыми была утыкана обочина тропы, ничуть успокоению не способствовали. Актеон так и трясся с испугу, а Джулии представлялось, будто она попала в доисторическое племя каннибалов и что, не ровен час, ее зажарят на медленном огне. Земля у нее под ногами была сплошь усеяна какими-то лиловыми цветами, а впереди обозначилось широкое квадратное отверстие, очень уж похожее на вход в усыпальницу фараона. Возле плоского камня, надвинув на глаза причудливый головной убор, посапывал охранник, однако тут же подобрался, завидев «новое поступление».
– Стоять! С чем пожаловали?
Люси вступила в переговоры, разъясняя тугоумному сторожу, кто она такая и кого с собой ведет. Разъясняя, разумеется, шепотом, на ушко, чтоб не заронить в спутниках ненужных подозрений. Подсунула ему какой-то документ, обменялась парой фраз в доверительном тоне - и вуаля! Проход открыт.
...Они миновали ряд мраморных кариатид [53], следуя за помощницей Актеона, которая невесть когда успела вырядиться в гиматий и теперь сама здорово напоминала древнегреческую статую. Обогнули витрину с вазами из терракоты, остановились подождать, пока она, балансируя на одной ноге, не поправит сандалию, и дружно замерли у дверей в парадную залу, откуда доносились разгульные песни и смех.
– Ой, дурья моя башка!
– выругалась Люси, что благовоспитанным статуям отнюдь не приличествует.
– Джулия, да ведь ты в неглиже! Как же это я недосмотрела!
Та виновато расправила ночную сорочку и уставилась на свои босые ноги, а Спиру досадливо покачал головой, припомнив, что во время «стратегического отхода» мельком видел на спинке стула ее домашний костюм.
– Ну, ничего. Наш друг богат, очень богат! У него и платьев-то на любой вкус. Ты ведь не брезгливая?
– поинтересовалась она у девушки.
– Вот и ладненько. Пойдем, приоденем тебя.
И они зашагали по направлению к исписанным фресками нервюрам, оставив Актеона томиться в одиночестве. А когда вернулись, изможденный ожиданием грек подпирал побеленную стену ничуть не хуже скованных врагов Пруссии под памятником Фридриху Вильгельму второму.
– Что кручинишься, друже?
– с артистическим
– Глянь, какая модель! Ей хоть сейчас на подиум!
Актеон, ясное дело, обмер. Он был мастер обмирать при виде хорошеньких девушек в богатом убранстве, а тут - истинная дочь Италии, гордость и красота Рима. Люси подобрала для нее торжественное черно-белое платье средневекового фасона и заколола волосы на затылке, пустив спереди две вьющиеся пряди.
– Божественны! Вы божественны! Обе, - спохватившись, добавил грек, дабы не обделять вполне заслуживавшую похвалы Люси, которая уж стала опасаться, не превзошла ль она себя в наведении лоска и не перестаралась ли с облачением Джулии.
Они вступили в залу, где приторный аромат парфюма мешался с духом спиртного, и от обилия всех этих запахов у Актеона засвербело в носу. Дамы в пышных нарядах и джентльмены, наполовину утратившие свой джентльменский облик, так и рябили в глазах. И несчастному греку скоро стало казаться, будто он попал на вакханалию, которой не будет конца. Никто из приглашенных не встречался ему прежде, но он даже не помышлял о том, чтобы завести с кем-нибудь хотя бы шапочное знакомство. Эти люди были ему противны. Заглушая раскаты грозы, гремела музыка, шумели голоса, раздавались визги и безудержный хохот.
– Уйдем отсюда, - взмолился Спиру, но Люси отчеканила: «Нет».
Основательно потоптавшись по носкам его лакированных туфель, мимо промчалась разнузданная парочка: дама, практически в дезабилье, и ее подвыпивший кавалер, который держался более чем фривольно. Актеону стало невтерпеж:
– Ну, пойдем, а? Люси!
Та лишь презрительно фыркнула. Не для того она тащила их за море, чтобы так просто взять и ретироваться. Гостей этих, она знала, специально потчуют винами и ликерами, потчуют без меры подобно тому, как откармливают свиней на убой. На шее каждой второй барышни сверкают алмазы и изумруды, пальцы унизаны кольцами из золота и платины. Встряхни любого из стоящих поблизости мужчин - и у него из кармана наверняка выпадет набитый купюрами бумажник. Подобные «вечера» приносили Моррису немалый доход, так что траты на выпивку покрывались с лихвой, и даже оставалось, на что попировать подручным.
Она немного волновалась за себя: Дезастро ее не приглашал, специальных поручений от него не поступало, и очень может статься, что завидев ее, он первым делом размозжит ей голову бутылкой из-под виски.
Актеон пожаловался в третий раз, и то лишь, когда Джулии сделалось дурно.
– Ладно-ладно, горемычные вы мои, - уступила, наконец, помощница.
– Не отставайте!
Выносливостью Спиру особенно не отличался, а о стальных мускулах слыхал разве что в рекламе, поэтому вместо того, чтобы взять девушку на руки, он поволок ее по полу, пятясь, словно рак-отшельник.
Люси целеустремленно шагала по анфиладам комнат и переходов, совершенно не интересуясь, в каких тылах носит Актеона. А тот, утирая рукавом капли пота и ежеминутно переводя дух, выдохся спустя считанные метры. Поэтому, если б Джулия вдруг не пришла в сознание, он уложил бы ее возле какой-нибудь пузатой вазы, которые занимали здесь буквально каждый угол, и лег бы поодаль точно таким же бездвижным тюком.
– Эти зловония кого угодно в могилу сведут!
– убитым голосом сказал он итальянке, имея в виду запахи парадной залы. И Джулия немедленно с ним согласилась. «Так, наверное, - подумала она, - должно вонять в каких-нибудь грязных питейных заведениях Москвы или Чикаго. Но чтоб человек, который живет на широкую ногу, устраивал подобные пиршества! Они еще приемлемы для голытьбы, но не для знатных же синьоров!»