Каллиграфия
Шрифт:
Настал ее черед «волочь» измученного Актеона, и, когда они доковыляли до комнаты Витражей, оказалось, что Люси угрюмо поджидает их на диванчике в компании графина бренди. В этой зале Моррис понавешал холстов всех мастей и размеров, причем понавешал абсолютно безвкусно: пейзажи Лагорио соседствовали у него с авангардистскими творениями Ле Витта, а краденые портреты Ротари гордо и свысока взирали на мудреные рельефы Терриена.
– Присаживайтесь, - повела рукой помощница.
– Здесь любителям тишины ничто не угрожает.
Она опрокинула стаканчик и непринужденно откинулась
– Вот этот, - постучала она по обивке, - был вывезен из Хинтонского замка при моем непосредственном участии. А дальний, возле портьеры, мы умыкнули из-под носа у одного состоятельного швейцарца.
Актеон, который вначале было расслабился, подскочил так, как если б его известили, что его конюшня горит, сейфы обчищены, а крайслер угнан грабителями в масках.
– Что она несет?!
– Да-да!
– несдержанно рассмеялась Люси, вытянув ноги под столик с ажурной скатертью.
– В удалые времена мы еще не такое вытворяли! Эх! Хорошие были денечки!
– пропела она во все горло. Джулия с Актеоном тревожно и не без стыда оглянулись на посетителей залы, которые так же, как и они, предпочитали покой суетливому бомонду Моррисовой вечеринки.
– Она никак под мухой!
– прошептал Спиру.
– Наклюкалась!
И словно бы в подтверждение его слов Люси схватила графин и приложилась к горлышку. «Буль-буль-буль».
– Растлевающая атмосфера, - буркнула Джулия.
– Зато теперь мы можем отсюда сбежать. Удерживать-то нас некому.
– А вот этого не надо!
– развязно проговорила Люси, и вдруг у девушки на запястье щелкнули наручники.
– Я еще не совсем того. Будешь сидеть тут, как миленькая!
Потрясенная столь беспрецедентной наглостью и до предела возмущенная, та вздернула брови, залилась краской и высказала всё, что по этому поводу думает, не поскупившись на забористые фразы, которые свидетельствовали о самом жгучем ее презрении.
– Брось свои шуточки!
– помрачнел Актеон.
– А то что? Полицию вызовешь? Во владениях-то Морриса Дезастро!
У Джулии отвисла челюсть, а Спиру лихорадочным жестом запустил пятерню в волосы.
Переспрашивать не пришлось, поскольку Люси принялась восславлять «крестного отца» на все лады, и в ушах невольных слушателей его имя зазвучало отдаленной канонадой. Где-то в одном из концов коридора, перекатываясь эхом и нарастая с каждой минутой, застучала, затараторила пулеметная очередь.
– Пригнитесь, - посоветовала Люси.
Джулия воспроизвела ее нахальный тон:
– А то что?
– А то останутся от тебя рожки да ножки!
Ее такая перспектива совсем не обрадовала, и она без дальнейших пререканий сползла на пол. Когда туда же неловко приземлился Актеон, все трое отчетливо различили звуки пальбы под аккомпанемент криков ожесточения и ужаса. Джулия сама чуть было не закричала, когда, свистя и громыхая, невидимые орудия внезапно вспороли диванную спинку, а дорогим заграничным акварелям досталась изрядная порция пуль. Представительные синьоры в костюмах от Гуччи и Диор, пришедшие
Джулию парализовал отвратительный, тошнотворный страх. Ей сдавило грудь, гулко и мучительно забилось сердце, а с губ бесшумно слетело имя Кристиана. Почему, о, почему он не с ней? Он защитил бы ее от всех напастей, избавил бы от оков, вырвал бы из этого проклятого места! Страх вскипал в ней изнутри, сжимая сердце подобно обжигающим тискам и порождая острую, пронизывающую боль. Сдавливая горло, страх не мог найти выхода в слезах, и она терзалась, будучи не в силах ни встать, ни пошевелить конечностями. Резко повернув голову, так, что мышцы пронзила судорога, она глянула на Актеона. Тот никогда не слыл храбрецом, и бравада в такие мгновения была ему несвойственна. Выпучив глаза, точно с ним случился приступ гастрита, он сидел, обхватив руками живот и по-утиному вытянув шею. Страх смерти сковал и его. Одна Люси беззвучно посмеивалась, кривя рот, и косила глаза то на грека, то на итальянку.
– Я могла бы, - сказала она, оскалясь, - позволить им убить вас. Но что-то очень уж нехитрая вышла бы расправа. Не-е-ет, у меня для вас есть кое-что получше...
Актеон не сдержал негодования:
– Как?! Ты именно затем и притащила нас в этот притон? Что мы тебе сделали?!
– Ты посмертно завещал мне свое состояние, - сказала она, ткнув полированным ногтем ему в грудь.
– А она, - желчно процедила Люси, дернув рукою в наручнике, - бесстыже и, главное, небезуспешно, уводит у меня Кристиана.
«Уже увела», - отпарировала бы Венто, если б только язык ей повиновался.
Меж тем, топоча и перебраниваясь, по коридору сновали Моррисовы наемники, истошно кричали влекомые за волосы женщины - их нарочно не расстреляли, чтобы позабавиться. Слышался треск разрываемой на трупах одежды - у модных парижских кутюрье непременно случился бы инфаркт.
Джулия почувствовала, как липнет к спине ткань дорогого платья, как пристал к коже плоский браслет из жадеита, и ей безотчетно захотелось заползти под диван и пролежать там до тех пор, пока обшаривающие мертвецов «стервятники» не уберутся восвояси. Но Люси приковала ее к себе кольцом наручников - никуда от нее не денешься. А что до Актеона, то его и приковывать бы не пришлось - так он побелел, так ослаб, что не в состоянии был сделать ни шага. Вот-вот нагрянут в комнату Витражей люди Дезастро, и ее, Джулию, растерзают, как тех несчастных женщин, а в грека выпустят очередь из винтовки и оберут до последней ниточки.
«Но что бы ни случилось, - подумала она, затрясшись в немом приступе рыдания, - что бы ни случилось со мной... Синьор Кимура, я буду думать о вас».
Тут, откуда ни возьмись, прямо перед Актеоном, который был уже не способен отвести взгляд от тесьмы на своих брюках, возникли два черных ботинка сорок пятого размера. Они угрожающе потопали, прочно обосновались на полу, и громогласный голос, от которого беднягу прямо-таки перекорежило, откуда-то сверху протрубил: