Камаэль
Шрифт:
По моей просьбе юный слуга, которого позвал один из советников, принёс карты, второй же принёс подносы с вином и бокалами, и мне всё никак было не понять, как он умудряется так ловко и легко балансировать с такой непростой и хрупкой ношей. Но под вино разговор пошёл легче, Советники, поняв, что ослаблять хватку я пока и не думаю, стали разговорчивей, всё больше рассказывали о положении в землях Светлых, на карте показывали, где совершались нападения, какие Туннели уже были взяты Тёмными, а какие — нет. Я даже соблаговолил спуститься к их столу и передвинуть освободившийся стул церемониймейстера, дабы не тянуть шею со своего места, пытаясь разглядеть хоть что-то. Пока что ситуация была вполне терпимой, и Светлые с ней справлялись, но всем было понятно, что час, когда разразится война, близок, а потому с церемониями следовало поторопиться, ведь формально, не являясь королём, я не мог отвечать на военные действия, равно как и Совет не имел права собирать армию и начинать подготовку. Но я закрыл на это глаза и потребовал у двух главнокомандующих (формально, они выполняли приказы верховного главнокомандующего, то бишь, меня, но занимались сами по себе двумя разными
– Чем же занимаетесь вы? – поинтересовался я у них.
Со своего места поднялся высокий эльф, лицо которого безумно мне напомнило Габриэля. Светлые его волосы ниспадали до самых лопаток, мягко серебрились и, кажется, были очень мягкими.
– Мы занимаемся искусствами, ваше Высочество, – голос его был сладким и мелодичным, таким прекрасным, что все вопросы отпадали сами собой. – И если хотите, то мы найдём себе применение и на войне, и на церемонии. Только одно ваше слово.
– Только по вашему желанию, – кивнул я и жестом отпустил их, затем поглядел на Валенсио. – С законами разберёмся завтра. У меня уже никаких сил нет.
– Как скажете, – кивнул мужчина, – я позову слугу, он сопроводит вас и ваших… эм… женихов, в апартаменты.
В самом деле вскоре явился служка и безмолвно проводил нас к комнате. И только там Виктор, всё прошлое время безучастно смотревший куда-то в пол, подал голос:
– Мне показалось? Или он назвал он назвал нас женихами?
– Конечно, любовь моя, – Аэлирн обнял его за талию со страстью и томлением в глазах, – мы с тобой женимся, на необитаемом острове, завтра в полночь.
– Льюис, скажи мне, что он пошутил!
– Что значит пошутил? Мы женимся через неделю, все втроём.
– Льюис, скажи мне, что ты пошутил!
– Дорогой, неужели ты нас совсем не хочешь? – с усталой улыбкой подтрунивал я, стаскивая с себя одежду и думая, просить ли слуг принести ужин или нет, или же просто сразу забраться в кровать и уснуть.
Здравый рассудок всё же взял надо мной верх, и я забрался в кровать и тут же чуть не утонул в перине — тут явно знали толк в том, как правильно отдыхать, а потому кровать, предназначенная мне, оказалась невероятно мягкой. Мне бы радоваться, а я ещё умудрился вертеться, пытаясь удобно устроиться на поистине королевском ложе, да и в голове всё мелькала мысль, что проще будет уснуть на полу или вовсе выйти из замка и лечь на землю, под деревьями. Но выбраться «на свободу», к привычной жёсткости мне не дал Аэлирн, что уже устроился позади меня и крепко обнял за талию, притискивая к своему прохладному телу.
– Привыкай, юный король. Теперь у тебя будет лучшая кровать, лучшие одежды, еда, оружие, книги, любовники и любовницы, музыканты, – прошептал он над моим ухом и тут же поцеловал за ним. – И как бы тебе не хотелось от этого сбежать, Совет уже принял тебя.
– Отвратительно. Пусти меня на пол, – пробурчал я сквозь пелену усталости и лёгкого жара, что умело и ненавязчиво рассылал по моему телу своими прикосновениями Павший.
– Ещё чего. Лучше спи. Неделя предстоит не из лёгких.
И он оказался как никогда прав. Всю последующую неделю мне кажется, я только и делал, что раздавал указания, говорил, писал и читал. Возможно оно и к лучшему, потому как у меня совершенно не оставалось времени на сомнения, на лишние размышления и постыдное бегство от обязанностей. Когда я шёл в Совет, когда я преодолевал все те трудности, что были поставлены передо мной, я вовсе не думал о том, что буду делать, когда окажусь королём, как мне стоит поступать. И уж конечно не думал о том, как много дел на меня свалится разом, а их оказалось не мало: тут залатать бреши, оставленные прошлыми правителями, там встретиться с главами древних родов, принять их «почтение», разместить всех этих бесконечных эльфов, оборотней, друидов, полукровок в замке, найти время для портных, которые отнимали у меня короткие мгновения передышек, чтобы создать «идеальный церемониальный наряд». Но то были лишь официальные «монаршьи» дела, а после того, как заходило солнце, Виктор и Аэлирн брались за меня с особым усердием. Если бы они просто тащили меня в постель! Нет, они заставляли меня оттачивать магию и владение мечом, восстанавливали в моей памяти то, что мне вбил когда в голову и тело Эрик, то, чему меня когда-то учил Габриэль.
О, сколько я узнал о своём прекрасном ангеле, шатаясь по замку и городу близ него. Как оказалось, нежному и хрупкому Аэльамтаэр возводили памятники, десятки его портретов я видел тут и там, в библиотеке, которую за всю неделю даже полностью не обошёл, находил книги, написанные им, а в Совете о нём очень хорошо отзывались, как о прекрасном политике и знатоке своего дела. Всё это сыпало соль на раны, которые я считал закрывшимися. Сколь проще и прекрасней была бы жизнь,
За всю неделю я почти не спал, лишь урывал короткие часы в библиотечных креслах, а всей остальной энергией меня напитывали алхимики, которые едва не с жалостью глядели на меня. И дабы не вести себя, как они, вовсе не глядел в зеркало и доверял свой внешний вид Аэлирну, который, между тем, и сам был занят по горло. Совет до последнего не мог отцепиться от него, не проверив его ауру. Не мог не радовать и тот факт, что Тьма из его ауры начала выветриваться, но оставила на нём свои отпечатки, оставила те шрамы, с которыми никакая магия не сможет справиться. Но всё чаще я ловил его за тем, что он с задумчивой мрачностью стоял у зеркала полубоком и глядел на свои чудесные крылья, точно обвинял их в чём-то, а, как только замечал мой взгляд, тут же отворачивался и начинал улыбаться, как прежде, не отвечал только на вопросы. Понятно было и дураку, что его отличие, его явная иность бросалась в глаза даже слепому, весь его образ привлекал много внимания: и восторженного, и озлобленного, и полного недоверия напополам со злостью, прочие смотрели с неприкрытым вожделением. А такому существу, как Аэлирн, лишнее внимание было ни к чему, он и сам умел его добиваться, если желал. А потому я начинал раздумывать над тем, нужно ли его принуждать к браку, в котором он будет отмечен королевской «благодатью», в котором он, пусть и не получит власть, но будет выделяться из прочих едва не сильнее меня? Стоило же мне задать этот вопрос, как он с пеной у рта принялся утверждать, что если кто и получит «звание» моего мужа, то это только он и Виктор и никто более, чуть не переходил на крик. Это его ранило. Как и те крылья, что мягко шелестели за его всегда такой несгибаемо-гордой спиной. С одной стороны созданный свободным, он был лишён её, пусть и желал более всего на свете. Я не корил его за то, но обращал это неприятное чувство на себя. И порой ловил себя на мысли о том, чтоб содрать с себя метку, разорвать нашу связь и пусть всё катится в пропасть. Вовремя останавливал свои руки, переставал расчёсывать лопатку, понимая, что никому не сделаю лучше.
Волноваться приходилось и за Виктора, который всё больше молчал и пребывал где-то внутри своих мыслей, редко когда он приходил спать в королевскую опочивальню, но уж если брался учить меня, то не отвлекался на лишнее, на эмоции, представал передо мной суровым воином, которому нет дела до чего либо кроме меча. Если бы не моя внутренняя измождённость и полная голова мыслей и забот, я б уже давно с ним разругался в пух и прах, однако времени на то абсолютно не было. И окончания бесконечного марш-броска я ждал, как спасения, понимал, что тогда придёт ясность и определённость. Пусть придётся всё так же заниматься нежеланной политикой, экономикой, пусть придётся вести самостоятельные проверки фортификаций и медленно, но верно собирающейся армии, пусть Совет возжелает поговорить со мной, когда на голове моей будет «тяжёлая корона», метаниям придёт конец. Я сравнивал свои «замужество» и коронацию с гильотиной — они отсекут прошлое, как голову подсудимого, отрежут путь назад и брыкаться будет бесполезно. Точка в истории мальчишки Льюиса, который усердно штудировал книги и учебники по медицине, усердно учился в поте лица своего и старался быть незаметным, лишь бы не выказать свои особенности, будет поставлена раз и навсегда. И осознание этого на удивление приносило ни с чем не сравнимое успокоение, утешение.
В канун свадьбы ювелиры принесли три прекрасный кольца, выкованных из белого золота. Они были похожи и отличались лишь цветом камней, которые их украшали. Кольцо будущего короля мягко сверкало чёрным опалом, который переливался вместе с тем от синего до тёмно-фиолетового и словно бы гипнотизировал. Кольца Виктора и Аэлирна были инкрустированы тёмным сапфиром и аметистом соответственно, но ничуть не проигрывали в красоте по сравнению с тем, что мне предстояло надеть на собственный палец на церемонии. Следом за ними явились и портные, которые сгрузили в мои руки столько одежды, что я едва не прогнулся под её весом, но был вынужден ещё постоять некоторое время, пока они объясняли мне, что и на какую церемонию стоит нацепить.
А на утро меня и моих женихов разделили. Я был целый день окружён очаровательными эльфийками, которые вовсю кружились вокруг меня и щебетали надо мной, точно маленькие пташки, коих в здешних садах было великое множество. Собственно, ничего самостоятельно мне сделать не дали, а если я что-то и пытался предпринять, то мне мигом давали по рукам с весёлым и озорным хихиканьем, а потому уже к полудню я оставил какие либо попытки поправить волосы или одежду. Меж тем, они умудрились потратить почти три часа на то, чтобы привести мои отросшие волос в приличный вид, сперва обмыв их какими травяными настоями, затем усердно расчесав, кое-где — подровняв. Они не стали заплетать их в причудливые причёски, что меня невероятно обрадовало, зато сплели вместе в тонкие и по их мнению весьма очаровательные эльфийские косички седые пряди. По словам одной из эльфиек, что трудилась над этим «произведением искусства», это должно было подчеркнуть мою королевскую особенность и величие. На вопрос, почему они переделывают под эльфа оборотня, они ответили растерянными взглядами, как будто бы впервые услышали о том, что бывает кто-то помимо их остроухой братии. Я не обиделся, но серьёзно над этим задумался. А ведь через десятка два лет подрастёт эльфийский принц, оставленный прежней королевой, и мне наверняка придётся убраться с поста, если я не умру раньше. Следом меня поставили на уже такую ненавистную невысокую табуреточку и принялись облачать. Да с таким усердием как будто,.. ах, да, в самом деле, одевали короля. Вообще за весь этот день я успел себя почувствовать беспомощным младенцем, которым все крутят, как захотят и безостановочно умиляются. Конечно, я постарше, чем младенец, но неприятный осадок всё же остался.