Камаэль
Шрифт:
– Подготовишь себя?
– просипел я, дрожащими пальцами пытаясь расстегнуть все пуговицы такой ненавистной сейчас рубашки.
– Или хочешь, чтобы я помог тебе? Сегодня ты будешь моим королём.
– Не подготавливай, - приторно-пошло прошептал мне почти в самые губы Валенсио, стягивая рубашку и откидывая прочь.
– Я слышал, что оборотни славятся своей звериной страстью и ненасытностью, и хочу испытать это на себе.
– Мы, оборотни, ещё и инстинктами управляемся. И сейчас они могут взять надо мной верх. Не боишься?
Эльф сглотнул, кадык его поднялся вверх, а затем опустился, и я тут же прижался к туго обтянутому кожей бугорку, жадно целуя, вылизывая, пока стягивал с себя брюки с бельём, спинывал с ног сапоги. Благодарные стоны ублажали мой слух своей невозможной трепетностью, пальцы и ладони Валенсио жгли кожу ласковым и жадным теплом, и я жаждал этого тепла, жаждал прикосновений. Мужчина выскользнул из-под меня, а затем устроился у меня между ног:
– Хочу попробовать. Справлюсь?
– Если будешь послушным, - я невольно ухмыльнулся, облизнул губы, когда он принялся неумело и неуверенно погружать в рот головку.
–
Горячая сокращающаяся теснота его горла оказалась удивительно пленительной, хоть по щекам неумелого эльфа и покатились слёзы, он глядел на меня с приятным удивлением, точно никак не ожидал, что ему это окажется приятным. Перебирая шелковистые локоны, глядя на эльфа, сидящего у меня между ног, я всё же воспринимал удовольствие, как данность. Как то, что мне полагается испытывать. И этот красавец-эльф, мудрый и сентиментальный до самых глубин своей метущейся души, тоже полагался мне. Мне и никому более, пусть и на один единственный вечер, который больше никогда не повторится. Уж я-то об этом мог позаботиться. Медленно двигая бёдрами, погружая плоть в рот Валенсио до основания, наверняка вредя его горлу, я глядел в глаза своего советника и отрешённо думал о том, что не должен был давать шанс и надежду, что зря пошёл на поводу у чувства опустошённости и страха, которые грозились поглотить меня несмотря ни на что. Но слепой восторг в синих глазах, счастливый блеск сквозь слёзы телесной боли успокаивали меня, словно бы говоря — всё в порядке, ему нравится, он понимает, что делает. Да, он понимал в отличие от меня, от глупого мальчишки, которому на голову надели корону, в жестокие руки которого отдали такую опасную игрушку, как власть.
Эта долгая прелюдия, вызвавшая лишь более жгучее возбуждение, начинала меня раздражать, а потому я уверенно сжал волосы на затылке Валенсио, подаваясь бёдрами назад и покидая его рот, позволяя продышаться, но не слишком долго.
– Ты меня только раздразнил. Разве это правильно?
– поинтересовался я как можно более жестоко, но эльф будто пьяно рассмеялся и взобрался на меня, приникая своими влажными и припухшими губами к моим, принимаясь их терзать сладостными поцелуями, потираясь о моё тело своим, особенно тщательно двигая бёдрами, позволяя головкам членов касаться друг друга. И это вновь было неожиданно приятно. Я поспешил разорвать поцелуй, шире раздвигая бёдра советника, тяжко дыша, скользя взглядом по изнеженному телу.
– Сколько любовников у тебя было? Держу пари, только и делал, что трахал, но в рот никогда не брал.
– Много, - нетерпеливо бросил Валенсио, накрывая мои ладони собственными, затем стискивая и помогая пошире развести ягодицы, тут же прогибаясь в спине и позволяя себе застонать в голос.
– И короли, и королевы, и советники, и простые слуги, и оборотни в звериных обличьях, и раб-наг. Но да, ты прав.
– Ты знаешь толк в искусстве ласк, - хмыкнул я на этот перечень, с улыбкой глядя на то, как эльф на моих бёдрах извивается, дрожит, безуспешно пытаясь усесться на мой член.
– Ну и чего ты медлишь? Давай, покажи мне, что ты умеешь.
– Как-то странно вы говорите фразу «дворцовая шлюха», Эмиэр, - тихо, чуть надрывно рассмеялся эльф, за что тут же получил болезненный и увесистый шлепок по заднице.
– Не смей наговаривать на себя!
Валенсио сдавленно вскрикнул, вцепившись в мои плечи, наверняка оставив там синяки, и у него на то была вполне весомая причина — в самом деле не став подготавливать его к проникновению, воспользовавшись тем, что он как следует смочил мой член слюной, я без обиняков втолкнулся в его тело до самого упора. Эльф содрогнулся всем телом, стиснул коленями мои бёдра, кусая до крови губы, и мне казалось, что в эти мгновения он источал ни с чем несравнимый аромат страха, возбуждения, крови и чего-то более нежного и неприкосновенного. Все мои чувства обострились, особенно — нюх, и я желал вдыхать пьяный аромат тела мужчины, жадно потакал своему извращённому желанию, хотя на периферии сознания горела тусклым огоньком мысль, что то, что я творю — подло и мерзко, что я истинный сын собственного отца, отличный продолжатель его дела, раз пользуюсь расположением к себе для удовлетворения желания. Но мне хотелось, чтобы Валенсио оставался в этой жизни. Пусть жестокой и несправедливой, но настоящей, и пусть в его памяти навсегда останется король, согласившийся на ночь любви, несмотря ни на что. Король, воспользовавшийся и оставивший его, как ненужную вещь. В те мгновения, когда Валенсио жался ко мне, обвивая руками шею и нетерпеливо толкаясь бёдрами навстречу моим движениям, оставалось только понять одну до одури простую вещь — у всего есть предел. У эмоций, у чувств, у желания, у живых существ. И это вовсе не жизнь, это их обаяние, это то, что притягивает к ним. Именно этот эльф, потянувшийся ко мне с риском изломать свою доверчивую душу, не мог более пленить меня, но его близость, его сладкие стоны и мольбы под стрекот дождя тогда сияли для меня ярким маяком, которого мне так не хватало в мраке страха и томительного, пустого ожидания.
Иногда нам кажется, что то, что у нас есть сейчас — навсегда. Возможно, всё дело в ощущении того, что наш «срок годности» закончится до того, как что-то успеет измениться. Моя любовь к Виктору и Аэлирну казалась мне всеобъемлющей, бесконечной, я считал, что смогу любить их вечно, даже если наши пути разойдутся, и в одиночестве, в те тяжёлые часы, что поджидали меня впереди, это согревало, давало надежду и позволяло открыться второму дыханию. А сейчас дышать мне помогал черноволосый мудрец, обманутый чувствами и надеждами, возможно по собственному желанию, и я был ему безумно благодарен. И безостановочно шептал ему проклятое «спасибо» возле остроконечного ушка, которое не переставал то и дело целовать, вытягивая из разгорячённой груди всё новые и новые стоны. Не могу сказать точно, испытывал ли я тогда плотское
Однако, несмотря на всю сладость лёгких потаканий его собственным желаниям нетерпение брало надо мной верх, как брала надо мной верх так не вовремя помянутая им моя звериная страсть. По словам Аэлирна всё это пробудилось во мне из-за ритуала обручения, из-за крови вампиров, что теперь вскипала изредка в моих венах, но сильная королевская кровь не давала себя вытеснить. Низко зарычав, покинув тело Валенсио, я почти что вздёрнул его за подмышки и поставил перед изголовьем кровати на широко разведённые колени, глядя на то, как подрагивает его прямая спина. Ни единого шрама или родинки, идеальное тело, которое можно только любить и оберегать, но только не мне. Мне хотелось его сладко истязать и мучить, прижимать к себе до одурения и помутнения в голове, изучать каждый его миллиметр, хоть я и понимал, что, как только узнаю его тело до мелочей — оденусь и уйду. Прижимаясь губами к выступающему шейному позвонку, зарываясь носом в длинные волосы Валенсио, я не торопился вновь брать его, зато не побрезговал ввести в растраханное отверстие три пальца, принимаясь стимулировать простату, вслушиваясь в сладостные вскрики эльфа, в дрожь его тела. Внутри он был горячим, гладким, я прекрасно ощущал твёрдый комочек простаты под слоем тугих, эластичных мышц, и не уставал то и дело надавливать на него – то подушечками пальцев, то осторожно прикасаясь ногтями, боясь навредить. Собственный член ныл от возбуждения, но отчего-то смотреть на то, как эльф извивается от удовольствия, которое можно доставить не только возвратно-поступательными движениями пенисом в его заднице, было крайне приятно. Это было чем-то вроде откровенного комплимента.
– Пожалуйста, пожалуйста, Эмиэр, - взмолился наконец Валенсио, до побеления пальцев впиваясь в изголовье кровати, едва держась на дрожащих коленях.
– Не мучай меня больше.
От его почти что наивной просьбы по губам пробежала тень улыбки, но я в самом деле подчинился, заменив пальцы в его заднице собственной плотью, и сделал то медленно, чтобы он прочувствовал каждый миллиметр, каждую взбухшую от возбуждения венку. Судорожно сглотнув, я впился пальцами в его ягодицы, чуть сильнее разводя их в стороны, до болезненного всхлипа эльфа, облегчая проникновение. Мужчина сдавленно заскулил, сильно прогибаясь в спине, буквально упираясь в меня бёдрами, запрокидывая голову мне на плечо. Глаза его так и сияли из-под прикрытых век, из-под дрожащих длинных ресниц, на губах, приоткрытых в стонах, сияла почти что счастливая улыбка, и я упивался воистину великолепным зрелищем, нежностью его взлелеянного тела, продолжал сминать ягодицы, поддаваясь собственным инстинктам, принимаясь двигаться в нем сильнее, чем могла вытерпеть его нежная задница. Но ни одного возражения не сорвалось с покрасневших от укусов губ, эльф дрожал, вскрикивал, жмурился, на изголовье его кровати оставались тонкие царапины, а я уже почти ничего не разбирал и, кажется, рычал в голос, впиваясь требовательными и болезненными поцелуями в его напряжённые плечи, чувствуя, как приближается такая нужная, такая яркая разрядка. Обвив одной рукой талию своего дражайшего советника, второй я принялся усердно надрачивать его плоть, помогая приблизиться к сладкому мгновению, к падению в пропасть после поднятия на вершину блаженства. И, пусть движения мои становились всё более рваными, пусть я почти и не понимал, что творю, я не оставил эльфа, пока он наконец не смог кончить, хотя меня самого уже и трясло от пережитого сокрушительного оргазма. А вот Валенсио своим сладостным пронзительным стоном наверняка оповестил весь замок о том, что действо всё же закончилось, каким бы прекрасным оно ни было. Медленно покинув жаркое тело мужчины, хотя, видит Куарт, совершенно не хотелось того делать, потому как ненасытное тело оборотня требовало затянуть постельные игрища ещё хоть ненадолго, я тихо вздохнул, прикрыл глаза, пытаясь урезонить себя. Осторожно и бережно уложив темноволосого красавца на постель, я всё же поднялся на ноги, огляделся по сторонам затуманенным взглядом и позволил себе отереться тонким полотенцем, что лежало аккуратно сложенным на кресле рядом. Когда же я оделся и было двинулся к дверям, Валенсио приподнялся на кровати и схватил меня за руку. Сперва хотелось одёрнуть её, отпихнуть советника, но совесть взяла верх, и я оглянулся на мужчину.
Он являл собой воистину соблазнительную и возбуждающую картину: шея его была в нескольких местах отмечена моими собственническими метками, как и грудь, и спина, на бёдрах его были видны наливающиеся синяки от моих пальцев, тонкие красноватые царапины, а сам он словно бы тускло поблескивал, покрытый каплями испарины. Волосы его ниспадали на лицо, прикрывали плечи, вились по кровати нежной лозой.
– Это… когда-нибудь повторится?
– осипшим голосом осмелился задать вопрос эльф, осторожно держа мою руку.