Камаэль
Шрифт:
Мимо проносились деревья, шоссе было почти что полностью пустым, но то и дело нам навстречу проезжали машины. Ехать было достаточно долго, но за день мужчина обещал нас довезти. По пути мы заехали в Фэрбанкс, где мужчина залил бензином бак, а Виктор взял мне ещё еды - я чувствовал себя последним идиотом, который мёрзнет посреди лета. Впрочем, как сказал мне с ухмылкой Виктор, на Аляске - неудивительно. Вечером, когда впереди замаячили огни города, Виктор попросил высадить нас на подъезде. Отвалив мужчине приличную сумму денег, вампир взял мой рюкзак и обнял за талию.
– А мы что, в город не пойдём?
– выдохнув облако пара, поинтересовался я, прижавшись к брату и запустив руки ему под рубашку.
– Нет. Ты что, думал, что Туннель посреди города торчит?
– ухмыльнулся Виктор и повёл меня в сторону от дороги - к лесу.
Становилось всё холоднее, а мне, привыкшему к тёплой Америке, было ну совсем не смешно. Когда же Виктор остановился у границы леса, я нервно
– Мы что, пойдём туда?
– Угу, - довольно ухмыльнулся вампир.
– Но Виктор, а как же медведи? Волки? Я слышал, их здесь полным полно!
– Верно, именно поэтому мы идём туда, - словно само собой разумеющееся произнёс вампир и подтолкнул меня вперёд.
Он уже дымил сигаретой и что-то насвистывал себе под нос, ноги мои мёрзли, пальцев я не чувствовал, да и вообще готов был окочуриться от холода. Пожалуй, я бы с большим удовольствием поехал в Россию зимой. Хрустели под ногами ветки, шелестел хвойный лес, пахло свежестью и морозом. Я и представить себе боялся, какая холодина здесь зимой. Однако вскоре брат обнял меня за плечи, и стало куда как легче, но не менее страшно. Вечно было чувство, что за нами кто-то идёт и пялится мне в спину. От этого чувства желудок сжимался в комочек, а сердце вяло трепыхалось в груди. Мурашки бегали по телу, и я вскоре начал вертеться, оглядываясь по сторонам. В какой-то момент я готов был поклясться, что видел алый блеск глаз, а оттого лишь теснее прижался к любимому. Здесь была давящая, мрачная аура, от которой становилось тоскливо на душе, словно всю радость выкачали, а руки тряслись всё ощутимее. Ещё более жутко становилось от длинных лап лишайника, что вскоре начали нам встречаться на каждом шагу. Одна из них скользнула по моей щеке, и меня едва не стошнило собственным обедом - отвратительная мерзость, какая только может быть на этом свете.
Когда же Виктор остановился перед гротескным зданием с химерами и чудовищами на карнизе крыши, что смотрели отовсюду на подходы к зданию своими пустыми глазницами и скалили клыки, словно бы бессменные стражи покоя хозяев здания, мне стало совершенно жутко, а нехорошие подозрения закрались в мою душу. Тёмные стены здания нависали над нами, давили, хотя особенно высоким оно не было - всего-то три этажа, да небольшой чердак. Искусно выполненные колоннады поддерживали крышу над крыльцом и лестницей. Обвивающие их змеи разинули свои клыкастые пасти, готовые броситься на меня. Окна были плотно зашторены тяжёлым чёрным бархатом, но тусклый луч света пробился сквозь плотную ткань штор на первом этаже - через одно окно от входа. По спине забегали на мурашки, и я теснее прижался к брату, чувствуя, как крепнет его хватка на моём плече.
– Вик, ты уверен, что нам именно сюда?
– неуверенно поинтересовался я, подняв взгляд на вампира.
Тот совершенно спокойно кивнул и выбросил окурок в сторону, совершенно не боясь, что может начаться пожар. Я взошёл по мраморной лестнице и осторожно потянул на себя двери, и те открыли мне проход в узкую, тёмную прихожую. Справа была дверь, на которой висел старинный, но не пыльный замок. Оглядев его, я пришёл к выводу, что им достаточно часто пользуются. Скинув с себя обувь, я позволил брату стянуть с себя куртку и поднял на него недоумевающий взгляд. Несколько грубо взяв меня за руку, он толкнул следующую дверь, и в прихожую полился мягкий, тёплый свет - явно от камина. Когда я шагнул внутрь, разговоры утихли, а затем раздались довольные смешки и хлопки.
– Молодец, - протянул мужской голос, который принадлежал человеку, сидящему ко мне спиной в кресле, - хорошо сработано.
– Брат?
– я медленно сделал несколько шагов назад, но вампир крепко стиснул мою руку и довольно хмыкнул.
– Куда его?
– В твою пыточную. Пусть там повисит, а потом займёшься им.
Наконец привыкнув к свету, я разглядел и лицо Камиллы, и изуродованное лицо обращённого эльфа. Сердце моё рухнуло в пятки. Мне даже показалось, что я слышал звон разбивающегося фарфора. Брат развернулся ко мне, замахнулся, последовал удар, в голове загудело, а тело начало резко ослабевать, падая на пол.
– А я тебя предупреждал, - сладко рассмеялся над моим ухом Павший, когда всё вокруг таяло и растворялось.
========== Элерион ==========
Тьма расходилась с неприятным скрипом, с треском и холодным нежеланием отпускала моё сознание и позволяла открыть глаза. Казалось, что вот-вот голова моя отвалится, а руки и ноги так и вовсе уже давно отрезаны, но всё ещё подают сигналы бедствия обессиленным телу и мозгу. Во рту пересохло. Нет, даже не так - там разверзлась раскалённая пустыня, губы потрескались и отвечали болью на каждое едва ощутимое движение - будь то вздох или попытка позвать на помощь. Но глаза были на мокром месте - такого тоскливого, грызущего одиночества я не чувствовал никогда. Впрочем, нет, чувствовал - когда сидел по ночам на крыше и смотрел на луну, пытаясь понять, чего мне так не хватает. Но теперь я знал, чего, а точнее - кого. Виктора. Но от одной только мысли о брате мне становилось
– Подумал, что раз так тянет, значит - судьба. А на самом деле нет - просто трахаться хотелось. Хотелось ведь, признайся, ведь перед собой не стыдно! А этот ублюдок прикинулся хорошим, улыбался, целовал, таскал на руках и говорил такие нежности, что пожалуй бы даже ликантроп лёг и раздвинул перед ним ноги. Вот ведь сукин сын, чтоб его черти перемололи!” Злость окутывала меня со всех сторон, я ждал ехидного смеха Павшего, но его не было. Он молчал, словно бы спрятался где-то в глубине моей души, боясь чего-то. И эта тишина разозлила меня ещё больше, заставив дёрнуться, попытаться сесть и рвануться прочь. Ленивое, тяжёлое, холодное позвякивание метала стегануло по сознанию мокрой плетью, заставив дёрнуться вновь и распахнуть глаза. Точно марионетка я висел на цепях, протянутых, видимо, от углов огромной комнаты, плавно раскачиваясь в воздухе и совершенно не контролируя своё положение. Руки ныли, пальцами я и вовсе не мог пошевелить. На коже от кистей до самых подмышек прорисовались кровавые дорожки, а боль медленно возвращалась ко мне вместе с остатками сознания. Дышать в таком положении было не просто тяжко - почти невозможно. Спина протяжно ныла и горела, словно бы в неё были воткнуты тысячи и тысячи горячих игл. Наконец, мне удалось приподнять голову, и я разглядел очертания предметов в царящем вокруг полумраке. Шкафы, кресла, железная дева, стойка с различными плетьми, на одной из полок обнаружился набор ножей и кинжалов, ниже - плоские, длинные, узкие иглы - наверняка для того, чтобы загонять их под ногти. Я не знал, что было позади меня, не знал, что было по бокам - голова отказывалась ворочаться, но прямо передо мной была дверь. Она была чуть приоткрыта, слабый, робкий свет лился из коридора, а так же были слышны тихие, приближающиеся шаги. Дверь едва скрипнула, точно вздохнула, открылась, на пороге возник уже знакомый мне силуэт обращённого эльфа. Длинные волосы ниспадали на его плечи и лицо, закрывая уродливый шрам и закрытый левый глаз. Юноша воровато огляделся по сторонам, шагнул ко мне, но, наткнувшись на мой взгляд, вздрогнул, словно бы не ожидал того, что я вообще могу очнуться. Несколько мгновений он смотрел на меня почти с ужасом, а я не узнавал в нём прежнего наглого, высокомерного обращённого, что так легко взмахивал кинжалами и зубоскалил в мою сторону. Даже в темноте легко было разглядеть, особенно мне, как он исхудал и почти что истощал. Он двигался неуверенно, осторожно. В очередной раз оглядевшись, он принялся стирать кровь с моих рук влажным, прохладным платком, что было мне бальзамом на душу. Однако злость во мне не утихала, как не утихала и жгучая обида.
– Не смей прикасаться ко мне, - просипел я, и губы мои прокляли меня, корочка потрескалась, капли рубинов выступили на устах.
– Тише, - почти беззвучно попросил юноша, низко опуская голову и не переставая отирать мою кожу.
– Я всего-лишь хочу помочь.
Я глянул на тёмного с таким презрением, какого прежде в себе никогда не находил - мерзко стало даже от себя самого. Но в то же время я не мог не чувствовать любопытство - с какого это лешего какой-то обращённый эльф вдруг будет помогать мне, врагу своего хозяина? Скривив губы, я позволил себе закрыть глаза, набираясь силами для того, чтобы выдать гневную тираду в сторону эльфа. Но силы словно растворялись, только появляясь, как если бы цепи высасывали их из меня, лишь крепче держа меня. Веки наливались усталостью, но когда прохладный платок коснулся моих губ, я не смог не распахнуть глаза. Блондин всячески избегал того, чтобы смотреть на меня, но я чувствовал ту вину, что сквозила во всех его действиях и движениях, во всех его тихих вздохах, в лёгком трепетании светлых ресниц, подрагивании губ и пальцев. Поймав мой взгляд блондин отвернулся и пошёл прочь, так ничего и не сказав. Не успел он выйти в коридор, как раздался мне уже такой противный голос:
– Ты что делал в моей комнате?!
– Прости, - прошелестел обращённый.
– Я тебе сейчас все патлы выдеру. Я тебя спрашиваю - ты что там делал?!
– Он приказал следить за Камаэлем, ты же знаешь. Вот я и проверял его.
– К чёрту, я получил приказ исколотить и истерзать его так, чтобы мать паршивая не узнала в нём сына. Отойди с дороги.
– Нет, стой!
– с отчаянием вскрикнул эльф, послышались торопливые шаги, и дверь со скрипом захлопнулась.
– Не ходи, не сейчас!
– Что ты сказал?!
– угрожающе прошипел брат, послышался удар, затем вскрик и эльф явно рухнул на пол, подкошенный ударом вампира.
– Повтори!
Несколько секунд царила тишина, прерываемая всхлипами, а затем вновь раздался дрожащий голос блондина:
– Я сказал тебе не ходить туда. Нельзя…
– Мне можно всё, потаскуха ты чёртова, - прорычал вампир, затем дверь распахнулась, и брат втащил за собой за волосы сопротивляющегося и всхлипывающего вампира, который так и вздрагивал, выгибался от боли.