Камаэль
Шрифт:
– Только вздумайте, выродки, я вас на куски разорву!
– заорал вампир, подаваясь вперёд, напрягая руки.
Но я теперь не был закован в двимерит, Павший благосклонно отдал мне частичку своих сил, а потому сдержать разморенного удовольствием и болью вампира было не так уж и сложно. Медленно, осторожно Элерион принялся потеснять меня в заднице брата, которому совершенно точно повезло, что мы не имеем склад громил-ликантропов или великанов, иначе бы он распрощался со своей прямой кишкой абсолютно точно. Впрочем, ему и так путь в туалет на ближайшие дни был заказан, так что, терять ему было нечего. Довольно хмыкнув, я впихнул член в его задницу до упора, тут же услышав два стона - обращённого и брата. Глядя на них обоих - на искажённое удовольствием лицо Элериона, на напряжённое тело Джинджера, что прогнулся
– Кто бы мог подумать, - сквозь очередной стон рассмеялся я, ловя на себе изумлённый, затуманенный взгляд Элериона, - что тебе, Джи, нравится такое!
– Пошёл ты, - прорычал вампир, вновь пытаясь вырваться, но Элерион с весьма строгим видом сильно сжал его бёдра и принялся с яростной дикостью трахать его задницу, после чего Джинджер вовсе потерял дар речи.
И я, не жалея более сил и брата, которого, впрочем, и жалеть-то было не за что, принялся так же двигаться в нём, словно бы бросая вызов Элериону, к губам которого потянулся через плечо брата. И златовласое обращённое чудо охотно подалось мне навстречу, встречая мои губы собственными, сминая, обдавая горячим лавандовым дыханием. Зажатый меж нами Джинджер рычал и вскидывался, изгибался - чувствовать его напряжённые мускулы было на удивление приятно, к собственному ужасу мне нравилось то, что творилось в этом маленьком пантеоне греха и безумия.
До чего способно дойти создание, проведшее столько времени под градом ударов, опущенное в ледяной источник боли, теряющее самое себя в мыслях и ужасе? Пожалуй, ещё и не до такого. Я глядел на Элериона, что так уютно устроился под моим левым боком, размеренно дыша, всё ещё сладко постанывая от сногсшибательной последней разрядки. Ресницы его мелко подрагивали, а грудь с бусинками сосков тяжко поднималась и опускалась, соблазняла, словно бы умоляла продолжить то, что мы только что закончили. Но у меня уже не было каких-либо сил после столь долгого захода. Но, всё же, чуть потянувшись, я коснулся губами лба обращённого, вспоминая Габриэля, его тонкий стан, его шёлковые волосы и гладкую кожу, нежнейшую улыбку. Поймав на себе предупреждающий взгляд Джинджера, я тихо выдохнул и рухнул на подушки, но всё равно обнял одной рукой обращённого, утыкаясь носом в его шикарные волосы. С другой стороны точно так же поступил и брат.
А сон становился для меня настоящей пыткой. Габриэль меня больше не посещал, больше не говорил со мной, а потому сны перестали приносить мне какое-либо удовольствие, облегчение. И единственное, что не давало окончательно свалиться в пучину безумия и кошмаров, тихо сопело у меня над ухом. Я даже подсознательно подумывал о том, чтобы остаться здесь, несмотря ни на что, и быть рядом с этим потрясающим чудом, медленно, но верно, исцеляя его от ран, что ему нанёс Джинджер. Элерион был изуродован мной. Наверняка Джи за это его возненавидел ещё больше, ведь эльфы всегда славились своей тонкой красотой и изящностью. А тут мало того, что обращённый в вампира, так ещё со шрамом на половину лица, без одного глаза. Но от моего взгляда не могло укрыться то, как брат Габриэля нежно любил своего мучителя. И хоть тот рычал и причинял ему боль, он до ужаса боялся остаться без этого создания в своём подчинении, без его беззаветной любви. Как он хватался за него, стоило ему перешагнуть за грань удовольствия? Как подставлялся
– Впрочем, только разумные человекообразные создания способны на такой кошмар, прочим это ни к чему.”
– Надо его заковать, Элерион.
– Нет, оставь его в покое! Видишь, как он спит? Он не тронет меня, никуда не сбежит.
– Если он сбежит, я отдеру тебя по полной, ясно тебе?
– Ясно, Джинджер.
Звук поцелуя, шорох одежды, едва различимые шаги, скрип двери. Чугунная голова и точно такие же веки. С трудом пошевелившись, я приоткрыл глаза. Тусклый рассветный свет пробивался через шторы и ласкал мою кожу, хоть я и не чувствовал толком его прикосновений. Элерион тихо сидел с краю кровати, подобрав под себя ноги и склонив голову. Вся его поза, весь его силуэт дышали тоской и грустью. Немного уже грязные волосы были встрёпаны, беспорядочно спадали на его плечи, свисали, закрывая наверняка заплаканное лицо. Руки его безвольно лежали возле колен, ладонями вверх. Пальцы его подрагивали, то ли пытаясь сжаться в кулаки, то ли расслабиться и раскрыться. Сгорбился, едва дыша. На теле его остались едва заметные синяки и засосы, что придавало ему ещё больше несчастья в образе. Живот его мелко подрагивал, грудь тяжко вздымалась.
– Что случилось?
– тихо поинтересовался я, приподнимаясь на локтях и стараясь не вспугнуть поверженного ангела, что случайно присел на моё ложе.
Элерион вздрогнул, выпрямился так резко, будто бы раскалённая плеть прошлась вдоль его позвоночника, вскинул голову и поднял на меня взгляд, точно он не думал, что я когда-либо очнусь. Губы его задрожали, сам он вновь весь сжался, поглядел на меня исподлобья:
– Они засекли Светлых. И Джинджер отправился туда. У меня очень нехорошее предчувствие, Льюис.
Я откинулся на кровать и позволил себе прикрыть глаза, закидывая за голову руки, переплетая между собой пальцы:
– Посмотри на меня, Элерион. Мой любимый сейчас наверняка может оказаться одним из тех Светлых, которых засекли. И почему я так за него не переживаю, как ты переживаешь за своего ублюдка?
Обращённый несколько мгновений молчал, и я даже приоткрыл глаза, чтобы глянуть на него. А он смотрел на меня в ответ, обвиняюще, с тоской. С такой тоской, что даже у меня сердце сжалось в маленький, дрожащий комочек.
– Знаешь, каких людей выбирают Павшие?
– тихо поинтересовался Элерион, чуть вопросительно и крайне холодно изогнув бровь.
– А что, их много?
– уходя от ответа, поинтересовался я, теперь неотрывно глядя на Элериона, следя за сменой эмоций на его лице.
– Их столько, сколько должно быть, - отрезает эльф, моргая и вновь вскидывая на меня взгляд.
– Павшие выбирают тех людей, которые не имеют привязанностей, истинных опор, потому что их легче всего сломить, легче всего использовать. Тебе что-нибудь обещали, Камаэль, в обмен на твоё драгоценное тело?
– Нет. Он просто появился, - сухо отвечаю я, понимая, к чему ведёт это поразительное создание.
– Павшие избирают тех, кто не умеет любить. Такие создания злы на всё, им нечего терять, но они с удовольствием бы упивались чужой смертью и болью. Я не мог поверить в это, потому что Павший всегда избирает для себя только лучших. А ты… ты прекрасное создание, Льюис. Ты можешь быть добрым и нежным, но любить, видимо, не умеешь. Думаю, тебе ещё предстоит научиться этой науке по глотанию ножей. А так… давай мы просто не будем думать о тех, кто причиняет нам боль?
Он задорно улыбнулся, и улыбка эта обожгла нестерпимым жаром, огнём, огладив мою суть и жутко перепугав. Я постарался улыбнуться ему в ответ, но губы предательски дрожали. Слова его впечатались в моё сознание, но это не помешало мне притянуть к себе Элериона и сжать его в объятиях, начать целовать его губы. Смех лился с его губ, щекотал мои, обжигал, ладони беспорядочно скользили по телу, скорее успокаивая, чем возбуждая. Мы повалились на кровать, глядя друг на друга и справляясь каждый со своими монстрами, со своими бесами. Несколько мгновений мы просто лежали, глядели куда-то, а затем я осторожно огладил его шрам, а затем поцеловал: