Камбоджа
Шрифт:
Слон втискивается в шалаш. В правый угол. А вылез из левого. Продуманный...
Утром я наслаждаюсь отбойными молотками в лобных долях и руганью Булкина: проснувшись, он обнаружил, что мастерка его натурального "адика" испачкана. Запятнана.
– Кто нарыгал в шалаше?
– гневно вопрошает Булкин.
– Кто ел из моей миски?
– в тон хохмит Вадик.
– Кто?! Кто?! В шалаше?!
– Не, ну это уже свинство!
– возмущается вместе со всеми Слон.
Булкин принимает его слова как намёк и всерьёз:
– Ты?!
Но
– А может он?
– кивок в сторону храпящего между сосен-великанов тела.
Но версию с участием Костика не поддержали - народ твёрдо уверился, что без желудей не обошлось.
Меня пучит утренним смехом.
* * *
Утро.
Подъём. Не подъём даже - официальное начало всенародного похмелья с пухшими рожами и булькающем в горле желудочным наполнителем.
Сегодня даже зарядки нет - Терминатор ночью времени не терял: его бессонница возле кровати соломенную шляпку позабыла.
Сегодня и за продуктами не ехать - Николаша десантные штаны ещё вчера постирал.
Сегодня - домой.
Встаю и топаю вниз. По пути встречаю Зама. Зама шатает. Не от усталости:
– Поссать?
– Ага.
– Вдвоём?
– А почему бы и нет?
Его кидает по сторонам - вихри враждебные, знаете ли - я направляюсь чётко, с толком и расстановкой. Я вчера чай пил. А Зам ХЕРНЁЙ НЕ СТРАДАЛ. Было у него похвальное желание: расплывчатую и задвоенную колхознозность домой довезти, маме показать: вот такая, мама, наука геометрия - икс-игрек-радикал. А заодно и похмельный синдром захватить. Чтоб было чем в дороге заняться. В автобусе. На ухабах. Это же так увлекательно: пытаться сувениры не расплескать. На соседей.
Что-то не так - ощущение слежки, описанное ещё незабвенным Фенимором Купером. Я не Чингачгук, но тоже парень хоть куда - вонзаюсь с разворота томагавком взгляда в очи Пупсика.
– Зам, греби ровнее. Арина Ивановна смотрит.
– Да? Ну, тогда я побежал!
Бег с препятствиями - дугами с радиусами закругления метра в три. Завораживающее зрелище. Особенно впечатляли манёвры огибания отдельных личностей, бредущих навстречу и таких же хмурых попутчиков. А когда он выбил локтём сигарету изо рта устало-печального Терминатора...
Вот и "зелёный домик".
Расстёгиваю пуговички ТАМ и достаю из-под резинки трусов... Что за странные звуки?
– глухие удары. Потребность борется с любопытством. Любопытство побеждает.
Да-а-а... Копейка, с методичностью дятла, бьётся телом о перегородки надочкового отсека: то о правую стукнется, то левую рёбрами прижмёт. Ну и чайником добавит - как же без чайника? Чайник - он же везде голова, особенно если мозгов нету. Без чайника ведь и звук - не звук, а так, невыразительность одна, фальшиво звучащая.
Наконец Копейка припадает грудью к стенке сортира - цель: зафиксироваться - нет в жизни стабильности. Ноги непроизвольно дёргаются, почти нащупав дырку для проваливания фекалий, а, учитывая габариты
Интересный способ суицида.
Облегчённый Зам и аналогичный Слон проникаются жалостью к товарищу: расстёгивают и извлекают, а во время истечения и поддерживают - истинно самаритянское милосердие! Правда, благородство душевных порывов заканчивается, когда они начинают выяснять, кому именно придётся засунуть и застегнуть. В результате Копейку оставляют спать на деревянном жёлобе, на писсуаре то есть: ширинка настежь, содержимое предоставлено вниманию комаров и мух, ага, сама мужественность беззащитно выглядывает, покачиваясь в такт содрогающейся диафрагме...
А потом - завтрак: все, как один, зелёные - учителя включительно, а я с аппетитом уминаю молочную кашку.
Возвращаюсь в палату. Кабан ещё спит. Бужу не садизма ради, а из сочувствия: вдруг ему жрать хочется? Понимаю, вероятность - один шанс против тридцати миллионов, что он проголодался, а не блевать начнёт, прежде чем раскроет запухшие очи.
Один против тридцати миллионов?
– ха!
– блюёт, не расшторивая ресниц.
– Олег, вставай! На завтрак пора.
– Иди на хуй, - лаконично, зато по существу.
– Олег, не гони, уезжать скоро, собираться надо...
– и ещё сотня благоразумных доводов. Ответ, конечно, предопределён:
– Иди на хуй...
Но я назойлив как комар над полуночной кроватью. И - получилось! Не с пятьдесят пятого раза, но всё-таки - сейчас Хрюка наконец встанет!
Спешите видеть! Коронации российских императоров - школьные постановки в сравнение с этим шоу!
Вязкие движения, мутный травяной пигмент моргал - под цвет хлебала, грязно-белые плавки - тело поднимается. Медленно. Величественно. Почёсывая член, озадаченный утренней эрекцией - желание размножаться никакой абстиненцией не перешибёшь. Ногой - в блевотину, не замечая, своё как-никак.
Он стоит передо мной, покачиваясь. Слюна провисла от подбородка до груди - неудачно сплюнул на пол.
Венец творения.
Царь природы.
Меланхолично наклоняется к кровати, берёт простыню, помахивает ею в воздухе, возвращает на место и... Вязкие движения, мутный травяной пигмент моргал - под цвет хлебала, грязно-белые плавки - он ложится. Медленно. Величественно. Шкрябая грязными ногтями задницу, раздражённую педерастическим зудом - желание размножаться никакой абстиненцией не перешибёшь...
* * *
Утро многоголосым шелестом ударяет в барабанные перепонки - птички поют, отрыгивается сквозь динамики "Прощание славянки", и всё такое прочее.
Рассвет: интересно, что чувствует журнальчик "Сторожевая башня", очнувшись поутру использованным по назначению во время приступа диареи - в месте непосредственного использования. И в процессе.
Глупость. Журнал ничего чувствовать не может.
Костик отдирает кастрюлю от стопы: