Камбоджа
Шрифт:
– Я бы напился. Я выпил бы море разного пива.
– А партизаны во время войны, если попадали в плен, перегрызали себе вены, чтоб не выдать никого.
К чему это он? Наверное, решил блеснуть эрудицией.
– Тоха, я напьюсь, если несколько часов останется, я ж не партизан...
Захожу в родительскую комнату: Кабан и Скунс валяются в отрубе. Где табличка "Не беспокоить"?
– я повешу её на ручку. Нету ни под кроватью, ни у Скунса в кармане, а шкафу только кофты и трусы. Нет таблички. Спиздили и на цветмет
Случайно нахожу среди разнообразия ассортимента шампанское и предлагаю Кате. Она не против.
Магнитофон болен - кашляет "Sepaltura".
– Врут бляди, врут?!
– восторженно орёт-переспрашивает Дёнис.
Ему не отвечают - тяжело разговаривать, когда бодяжная водка зависла между зубами и желудком - и ни туда, и ни сюда. Приходится проталкивать комок "Альминской долиной" - о, этот стойкий привкус пептусина.
На кресле спит Костик: костюм, белая рубашечка и даже галстук заблёваны чем-то красным.
– Костя, а где табличка?
Молчит. Наверное, не знает.
Я слышу песню, я хочу петь, я иду на звук.
– Группа крови на рукаве, твой порядковый номер на рукаве!
– голосит Слон.
Амбал аккомпанирует на гитаре, но играет почему-то "Пачку сигарет". Оба довольны и при деле. На полу стоит бутылка водки и валяется надкушенный огурец. Не хочу мешать.
В зале Дэмьен танцует для Кати и Ксюхи стриптиз - снимает носки и падает. У правого носка нет пятки, зато есть офигительная дыра. В природе всегда так: если чего-то нет, то взамен всегда что-нибудь есть. Компенсирует.
У магнитофона депрессия - "Гражданская Оборона" и "Вечная весна в одиночной камере..." - Ди Джей Амбал на боевом посту: мелко подрагивает хаером и пускает по кругу скорбную слезу.
Солнце ещё не село. Ещё не вечер...
Я переваливаюсь через Тоху и блюю с кровати на пол. На полу валяется Слон. Костюмчики нынче не в почёте. А был бы в галстуке - был бы в красном. Всё из-за галстуков, меня от них уже тошнит.
Девчонки поставили "Псов с городских окраин" и вытирают рыганину по углам и под столом. И возле шкафа. И... Ксюха замечает, что я пришёл в себя и собираюсь добавить им работы. Она подбегает ко мне:
– Шуричек, ты мужик? Скажи мне ты мужик?
– У-у, - спазм, полный рот.
– Мууужик.
Еле отпрыгнуть успела. Вёрткая. А была бы в галстуке...
– Шуричек, ты ходить можешь?! Ты же мужик, Шуричек? А? Мужик?
– Могу.
Она тащит меня к туалету - мимо левитирующего в позе лотоса голого Костика.
– Давно он так?
– Минут двадцать уже. Очнулся, ацетона понюхал - и летает.
– А почему голый?
– Говорит: заблёванная одежда отягощает карму.
– Совсем у Костяры крыша поехала.
– И не говори.
Позади волнения и беспорядки - Слон бушует, орёт, что я его облевал.
– Ксюха, но это же клевета. Он там, а я с тобой. Далеко.
Но попробовать всё-таки надо - как же не попробовать?
– надо восстановить историческую справедливость. Как я и думал, до Слона не долетело. На пути отборного зелёного смарча оказалась Катя. По-моему, она немного обиделась. Надо извиниться.
– Катя, я сейчас пойду с Ксюхой порыгаю в туалете, а потом вернусь и попрошу у тебя прощения.
Ксюха должна была закончить Универ с красным дипломом. А ещё она собиралась замуж за Тоху. Не успела. Все мы не успели...
Терпеть не могу совмещённые санузлы! Почему у нас у всех совмещённые санузлы?! Наверняка их проектировали и стоили безумные вольные каменщики в красных галстуках. И в тюбетейках. Да, обязательно в тюбетейках. С околышами.
В ванной мелкими волнами перекатывается полупереваренная жижа всех палитр и оттенков радуги - это Амбал протянул из кухни провод удлинителя и теперь вентилятором устраивает цунами.
– Шурик, ты только посмотри! Прикольно! Тут блевотины на три пальца!
– А, по-моему, ты пиздишь.
– Не веришь? Сам померяй.
Меряю:
– В натуре на три пальца. Сейчас и я немного добавлю.
Слон успокоился, и мы сели на кухне, дабы выпить водки. А на кухне, чтоб не мешать Костику левитировать - он сегодня на рекорд идёт, уже почти возле люстры. За окном стемнело. Магнитофон сгорел и не играет. Амбал отнёс Скунса домой: он всегда сам относит Скунса домой - это традиция.
Амбал ещё не знает, что спустя почти два года Скунса и ещё троих его сослуживцев расстреляет из "калаша" сковырнувшийся молодой. Солдатами не рождаются - солдатами умирают...
Тишина, покой и умиротворение.
Резко - пронзительный звонок.
В комнате грохот - это Костик внезапно вышел из транса над столом.
Телефон. Звонит телефон. Рядом с аппаратом валяется галстук, забрызганный чем-то бордовым. Винегрет? Или кетчуп подсох?
– Ало?
– Шаман берёт трубку.
Это папа вернулся из командировки и - соскучился, наверное, - сообщает с вокзала: ждите, скоро буду. А что, предусмотрительно: вдруг жена не одна - придётся сцену закатывать, за мухобойку хвататься и разрушать ячейку общества. Что означает: борща больше не будет. Нет, лучше позвонить предупредить...
У Костика очень оригинальный папа: в меру приветливый и настолько же приятный в общении.
Как-то Дрон звонит Костику. Трубку берёт папа:
– Да?!
– Извините, пожалуйста, если Вас не затруднит, если Вы будете столь любезны, если я Вас не обременю своей просьбой, и у Вас есть секунда времени, не могли бы Вы, пожалуйста, позвать Константина к телефону? Заранее премного благодарен.
Приглушённый голос папы - не в трубку:
– Костя, тебя тут какой-то интеллигент хуев спрашивает!..