Камешек в небе (= "Галька в небе"). Звезды как пыль (другие переводы)

Азимов Айзек

— С Верховным Министром?

— Ну конечно же. Когда просил дать мне рекомендательное письмо, которое вы… э… отказались посмотреть.

— Мне очень жаль. Но мне бы хотелось, чтобы вы… Что же конкретно вам известно о синапсифере?

— Что это очень интересное начинание. Что назначение его — улучшать способности к обучению. Он с успехом был использован на животных, но испытания на людях оказались безуспешными.

Шент казался глубоко опечаленным.

— Да, статья не могла вам дать никаких других сведений. Она была опубликована как признание в поражении, а успешные результаты были намеренно скрыты.

— Гм… Несколько необычное отношение к этике ученого, доктор

Шент.

— Допускаю. Но мне пятьдесят шесть лет, сэр, и если вам что-нибудь известно об обычаях Земли, то вам известно и то, что жить мне осталось недолго.

— Да, собственно, я об этом слышал гораздо больше, чем мне бы этого хотелось. — И он с неприязнью подумал о первом путешествии в земном стратоплане. — Я слышал о том, что среди прочих исключения делаются для некоторых из известных ученых.

— Конечно. Но это решает Верховный Министр и Совет Древних. И изменить их решение не волен даже сам Император. Мне было сказано, что цена моей жизни — держать в тайне все, что касается синапсифера, и упорно работать над его улучшением. — Он беспокойно развел руками. — Мог ли я тогда знать о последствиях, о том, каким образом станет использоваться прибор?

— И каким же? — Алварден извлек из портсигара сигарету и предложил Шенту, но тот отказался.

— Сейчас, сейчас… По мере того, как мой эксперимент достиг такого этапа, на котором, как я чувствовал, прибор можно с безопасностью использовать на людях, некоторые из биологов-землян были подвергнуты его действию. В каждом случае это были люди, которые, как мне было известно, симпатизировали энлотам, то есть — экстремистам. Все они выжили, хотя побочное действие проявилось лишь через некоторое время. Один из них был позднее доставлен для дальнейшего лечения. Я не мог его спасти: он находился в предсмертной горячке, когда я об этом узнал. — Было уже около полуночи, время оказалось долгим и насыщенным событиями. Но Алварден ощущал все предельно ясно. Он сказал:

— Я бы хотел, чтобы вы перешли к сути дела.

Шент ответил:

— Я испытываю ваше терпение. Но для того, чтобы вы поверили мне, я должен объяснить все подробно. Вы, конечно, знаете об окружении Земли… об ее радиоактивности…

— Да. Мои знания по этому вопросу превосходны.

— И вам известно также о влиянии этой радиоактивности на экономику Земли?

— Да.

— Тогда я не стану подробно останавливаться на этом вопросе. Мне следует только сказать, что процесс мутаций оказался на Земле несравненно более сильным, чем на остальной части Галактики. Утверждение наших врагов о том, что земляне отличаются от прочих, имеют под собой действительную почву, научную основу. Собственно, речь идет здесь даже не столько о мутации, так как большая часть ее процессов не получила развития. Если имеется некое изменение, которому земляне подвержены постоянно, то оно объясняется их внутренним строением, делающим их способными к большой сопротивляемости окружающему. Так, они выказали большую сопротивляемость действию радиации, обладают более быстрой способностью к заживлению обгоревшей ткани…

— Доктор Шент, я знаком со всем, о чем вы говорите.

— Тогда приходила ли вам когда-нибудь в голову мысль о том, что эти мутационные процессы присущи различным существам, живущим на Земле, в гораздо большей степени, чем людям?

Последовало недолгое молчание, потом Алварден сказал:

— Нет, я как-то не думал об этом, хотя теперь, когда вы об этом сказали, я понимаю, что это неизбежно.

— Так оно и есть. Так случилось. Наши домашние животные существуют в неизмеримо большем разнообразии, чем в любом другом из миров. Апельсин, который вы съели, является

плодом разнообразной мутации, которой не было больше нигде. И это, наряду с прочими обстоятельствами, делает бесполезными усилия достичь подобного эффекта, как делает бесполезным экспорт таких вот плодов. Внешние стали бы относиться к нему с таким же подозрением, с каким относятся к нам, а сами мы охраняем его как нечто такое, что может принадлежать только нам. И, конечно, то, что касается животной и растительной жизни, касается также и микроорганизмов.

И именно тут Алварден почувствовал, как в его душу закрадывается страх.

Он сказал:

— Вы имеете в виду… бактерии?

— Я имею в виду всю обширность примитивной жизни. Протозов, бактерии и самопроизводящие протеины, которые некоторые люди называют вирусами.

— И к чему вы клоните?

— Думаю, вы сами начали уже понимать, доктор Алварден. Наконец-то вы заинтересовались. Видите ли, среди ваших людей существует вера в то, что земляне являются носителями смерти, что общение с землянами означает смерть, что земляне — носители несчастья, что они могут сглазить…

— Все это мне известно. Это лишь суеверия.

— Не совсем так. И это — самое ужасное. Подобно остальным верованиям, суеверия, какими бы искаженными и извращенными они ни были, несут в своей изначальности долю истины. Видите ли, когда землянин несет в своем теле некую мутировавшую форму микроскопического паразита, которую невозможно больше встретить где бы то ни было и к которой Внешние почти не имеют сопротивляемости, то за этим следует уже биология, доктор Алварден.

Алварден молчал.

Шент продолжал:

— Мы тоже, конечно, оказывались иногда пойманными. Новые образцы микробов непременно вынырнут из радиоактивной мглы, и эпидемия захлестнет планету, но большая часть землян благополучно выкарабкается. Для каждого разнообразия микробов и вирусов мы поколениями выстраиваем защиту, и мы выживем. У Внешних такой возможности нет.

— Вы хотите сказать, — ощущая странную пустоту в груди, сказал Алварден, — что настоящий контакт… — Он непроизвольно отодвинул стул, думая о вечерних поцелуях…

Шент покачал головой.

— Конечно, нет. Мы не создаем болезни, мы их только переносим. И даже подобные переносы — случаи очень редкие. Живи я в вашем мире, я стал бы переносчиком микробов не в большей степени, чем вы. У меня нет для этого специальных свойств. И даже здесь лишь один из каждого квадрильона является опасным. Шанс на то, что вы прямо сейчас получите инфекцию, является меньшим, чем тот, что метеорит пробьет крышу дома и поразит вас. Если только микроб не будет специально изыскан для этой цели, изолирован и концентрирован.

И вновь, после молчания, длившегося на этот раз дольше, Алварден сказал странно звучащим голосом:

— И земляне делают это?

О паранойе он думать перестал. Он готов был поверить.

— Да. Но вначале по невинным причинам. Наши биологи, конечно, проявляют странный интерес к особенностям земной жизни, и в последнее время они изолировали вирус лихорадки обыкновенной.

— Что такое «лихорадка обыкновенная»?

— Земная болезнь средней сложности. Собственно, она всегда с нами. Большая часть землян испытывает ее с детства, и симптомы ее не слишком суровые. Умеренный озноб, быстро проходящая сыпь, воспаление суставов и слизистой оболочки губ, соединенные с раздражающим жаром в теле. Она проходит в течение четырех-шести дней, и переболевший ею получает иммунитет. Я болел ею. Пола болела. Иногда встречаются более сложные формы. Они, вероятно, зависят от слегка измененного вируса — и тогда это называется радиационной лихорадкой.