Камешек в небе (= "Галька в небе"). Звезды как пыль (другие переводы)

Азимов Айзек

— Вы уверены в этом?

— Уверен ли я? Конечно, уверен, я же археолог. Ведь подобные люди — моя профессия.

На мгновение Шварцу показалось, что броня его отчужденности дала трещину. Впервые он ощутил, как возвращается к нему потерянная индивидуальность. Тайна была открыта, он был человеком из прошлого, и они допускали такую возможность. Это подтверждало его душевное здоровье, и он ощутил благодарность. И все же он оставался в броне.

— Я должен с ним договориться, — снова заговорил Алварден, забывший обо всем, кроме профессионального

интереса. — Шент, вы понятия не имеете о том, что это означает для археологии. Шент… это же человек из прошлого. О, Великая Галактика! Послушайте, мы можем совершить сделку. Это же доказательство, которое ищет Земля. Они могут его получить. Они могут…

Шварц сардонически прервал его:

— Я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, Земля сама докажет, что является источником цивилизации посредством моей особы и что мне за это будут благодарны. Я говорю вам: нет! Я думал об этом, и попробовал бы рискнуть ради спасения собственной жизни. Но мне не поверят — и вам тоже.

— Имеется абсолютное доказательство.

— Они не станут слушать. И знаете, почему? Потому что у них есть определенные сложившиеся представления относительно прошлого. Любое отклонение от канона — для них богохульство, будь оно хоть самой чистой правдой. Они не желают правды, им важны только традиции.

— Бел, — сказала Пола, — думаю, что это верно.

Алварден стиснул зубы.

— Мы могли бы попытаться.

— Мы непременно проиграем, — настаивал Шварц.

— Откуда вы знаете?

— Знаю! — Слово вырвалось у него с такой настойчивостью, что Алварден замолчал.

Но теперь уже Шент смотрел на него со странным блеском в усталых глазах.

Он мягко проговорил:

— Вы ощутили какие-нибудь нежелательные эффекты после синапсифера?

Слово это было незнакомо Шварцу, но он понял, что оно означает. Они совершили операцию, операцию его мозга. Сколько он узнал!

Он сказал:

— Никаких нежелательных эффектов.

— Но я вижу, как быстро вы выучили язык. Вы прекрасно говорите. Вас и впрямь можно было принять за аборигена. Неужели это вас не удивляет?

— Человек всегда славился прекрасной памятью, — последовал холодный ответ.

— Значит, вы не чувствуете в себе никаких изменений по сравнению с долечебным периодом?

— Совершенно верно.

Теперь взгляд доктора Шента был жестоким. Он сказал:

— Чего вы боитесь? Я уверен, вы знаете, что я имею в виду.

Шварц издал короткий смешок.

— Что я умею читать мысли. Ну, и что с этого?

Но Шент уже оставил его. Он повернулся к Алвардену.

— Он может чувствовать мысли, Алварден. Сколько бы я мог с ним достичь! И быть здесь… быть беспомощным…

— Что… что… — как заведенный повторял Алварден.

Даже на лице Полы возникло какое-то подобие заинтересованности.

— Это правда? — спросила она Шварца.

Он кивнул ей. Она заботилась о нем, а теперь ее должны убить. И все же она была предательницей.

Шент проговорил:

— Алварден, вы помните, я говорил вам о

бактериологе, умершем в результате воздействия синапсифера? Одним из первых симптомов его психического срыва было заявление о том, что он способен читать мысли, и он мог. Я обнаружил это прежде, чем он умер. И это было моей тайной. Я никому не сказал, но это возможно. Видите ли, при появлении сопротивляемости мозговой клетки мозг может приобрести способность к образованию магнитных полей, стимулируемых микротоками чужих мыслей к преобразованию в подобные вибрации в самом себе. Принцип тот же, что и у обычного звукозаписывающего устройства. Это можно считать телепатией, и в любом смысле этого слова…

Шварц все это время хранил угрюмое и враждебное молчание. Алварден медленно повернулся в его направлении.

— Если это так, Шент, то мы могли бы его использовать. — Мысли с бешеной скоростью крутились в голове археолога. Он перебирал всевозможные варианты. — Теперь должен быть какой-нибудь выход. Должен быть. И для нас и для всей Галактики.

Толчок был легким, но Алварден вскрикнул от внезапной резкой боли.

— Это сделал я, — сказал Шварц. — Хотите еще?

Алварден перевел дыхание.

— Вы можете сделать это с охранником? С секретарем? Почему вы позволяете им издеваться над собой? Великая Галактика, Шварц, никаких неприятностей не будет. Послушайте, Шварц…

— Нет, — сказал Шварц, — это вы послушайте. Зачем мне выходить отсюда? Где я окажусь? По-прежнему в этом мертвом доме. Я хочу домой, но я не могу пойти домой. Я хочу к моим людям, в мой мир, но не могу пойти к ним. И я хочу умереть.

— Но речь еще идет и о Галактике, Шварц. Мы не можем думать только о себе.

— Не могу? Почему же? Почему я должен заботиться о вашей Галактике? Я надеюсь, что ваша Галактика умрет. Я знаю, что планирует совершить Земля, и я доволен. Эта молодая леди раньше сказала, что выбрала свою сторону. Что ж, я тоже выбрал свою сторону, и моей стороной является Земля.

— Что?

— Почему бы и нет? Ведь я же землянин!

Глава 17

Измените вашу сторону!

Прошел час с тех пор, как Алварден впервые очнулся от бессознательного состояния и обнаружил себя распростертым наподобие куска говядины в ожидании ножа. И ничего не произошло. Ничего, кроме лихорадочного беспокойного разговора, невыносимо убивающего, невыносимо тянущего время.

И никаких результатов. Он сознавал это. Врать, заведомо беспомощно, абсолютно отказавшись от своего достоинства, хотя бы даже перед лицом опасности, означало выказать столь же ошеломляющую слабость. Не нужно об этом думать, иначе, когда действительно сюда придут, он не сможет собраться с силами, чтобы бросить им вызов.

Нужно было нарушить молчание. И Алварден сказал:

— Я думаю, это место может кишеть подслушивающими устройствами. Мы должны меньше говорить.

— Нет. — Голос Шварца звучал безжизненно. — Никто не подслушивает.