Камешек в небе (= "Галька в небе"). Звезды как пыль (другие переводы)
Шрифт:
Он осторожно проникал в Разумы и опробывал их. Они поддавались, как грецкие орехи, — сухая шелуха, из которой дождем сыпались эмоции и понятия.
Во время этих своих умственных путешествий он многое узнал о Земле и Империи — больше, чем узнал за два месяца пребывания на ферме.
Конечно, одно из сведений, которое он почерпнул, — причем повторяющееся снова и снова, так что ошибки быть не могло, — было следующим:
ОН ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ!
Ни
Это могло случиться сегодня, завтра. Но он должен был умереть.
И почему-то он принял это известие почти с благодарностью.
Дверь отворилась, и он вскочил на ноги, объятый страхом. Можно относиться к смерти философски, даже ожидать ее, но тело — дикое животное, которое ничего не хочет знать. Так вот оно!
Нет, не оно. Вновь появившееся Прикосновение Разума не несло в себе ничего смертельного. То был охранник с металлическим прутом, который он держал наготове. Шварц знал, что это такое.
— Идем со мной, — резко бросил он.
Шварц последовал за ним, размышляя об этой своей странной силе. Задолго до того, как охранник смог бы применить свое оружие, задолго до того, как он даже догадается, что это следует сделать, он мог бы сам поразить его без звука и промедления. Его Разум был в руках Разума Шварца. Легкое дуновение — и все было бы кончено.
Но почему? Интересно, со сколькими он сможет справиться одновременно? Сколько пар рук имел его мозг?
И он послушно следовал за охранником.
Комната, в которую его привели, была большой. В ней находились двое мужчин и девушка, тела которых были распростерты на носилках, установленных на высоких скамьях. Нет, не тела — ибо их Разумы были активны.
Знакомы?.. Знакомы ли они ему?
Он остановился, чтобы посмотреть, но на его плечо легла рука охранника.
— Проходи.
Четвертая скамья была пустая. В Разуме охранника не было смерти, и Шварц забрался на нее. Он знал, что последует.
Стальной прут охранника коснулся каждой из его конечностей. Они вздрогнули и покинули его, и не осталось ничего, кроме головы, плавающей в пустоте.
Он повернул ее.
— Пола! — крикнул он. — Вы Пола, правда? Девушка, которая…
Она кивнула. Он угадал ее прикосновение. Два месяца назад он об этом просто не знал. В то время его мыслительные способности находились еще на стадии чувствования «атмосферы». Ясность утреннего зрения позволила хорошо ему об этом помнить.
Содержимое ее ума позволило узнать многое. Тот, кто находился за девушкой, был доктор Шент, другой, дальше, — доктор Бел Алварден. Он мог подслушать их имена, ощутить их отчаяние, почувствовать следы ужаса и страха в сознании молодой девушки. Какое-то мгновение он жалел их, потом вспомнил,
Остальные трое были здесь больше часа. Комната, в которой их оставили, представляла собой, очевидно, зал для собраний нескольких сот человек. Пленники чувствовали себя одинокими и потерянными в ее глубинах. И говорить было не о чем. Горло Алвардена саднило от сухости, и он то и дело поворачивал голову в тщетной попытке найти облегчение. То была единственная часть тела, которой он был способен двигать.
Глаза Шента были закрыты, а губы бескровны и искусаны.
Алварден прошептал:
— Шент! Шент, я вам говорю!
— Что?.. Что?.. — раздался слабый шепот в ответ.
— Что вы делаете? Собираетесь уснуть? Думайте же, думайте!
— Зачем? О чем нужно думать?
— Что этот Иосиф Шварц?
Послышался шепот Полы, тонкий и измученный.
— Вы не помните, Бел? Тогда в магазине, когда я впервые с вами встретилась… так давно?
Алварден сделал над собой усилие — бешеное усилие — и обнаружил, что может поднять голову на два саднящих болью дюйма. Так он мог видеть часть лица Полы.
— Пола! Пола! — Если бы он мог приблизиться к ней… а ведь были два месяца, в течение которых он мог это сделать, но не сделал. Она смотрела на него, улыбаясь такой призрачной улыбкой, что ее можно было бы считать улыбкой статуи. И он сказал:
— Мы еще победим. Вот увидите.
Но она покачала головой — и его шея судорожно дернулась от приступа боли.
— Шент, — вновь сказал он. — Послушайте меня. Как вы встретились с этим Шварцем? Почему он стал вашим пациентом?
— Синапсифер… Он пришел как доброволец.
— И был подвергнут лечению.
— Да.
Алварден отметил это обстоятельство.
— Что вынудило его прийти к вам?
— Не знаю.
— Но тогда… Может быть, он — имперский агент?
Шент шевельнул головой.
— Имперский агент? Вы думаете так потому, что Высший секретарь Древних сказал, что это так. Но какая разница? Он беспомощен, как и мы… Послушайте, Алварден, может быть, если вы не придумаете для них какую-нибудь историю, они подождут. В случае необходимости вы могли бы…
Археолог засмеялся, и горло ответило ему взрывом боли.
— Вы думаете, что это помогло бы нам выжить? При мертвой Галактике и цивилизации в развалинах? Жить? Я предпочел бы умереть.
— Я подумал о Поле, — пробормотал Шент.
— Я — тоже, — сказал другой. — Спросите ее… Пола, будем сдаваться? Попытаемся выжить?
Голос Полы был тверд.
— Я уже выбрала, на чьей я стороне. Я не хочу умирать, но если умрет моя сторона, я уйду вместе с ней.