Каникулы с огоньком! Десяток несуразностей перед ланчем
Шрифт:
– Что?!
Все трое уставились друг на друга. В глазах каждого проносились самые ужасающие картины.
И в наступившей мертвой тишине вдруг отчетливо стали слышны чавкающие звуки.
К кладовой рванули все вместе, и даже замешкались в двери из-за этого. Впрочем, ввалившись почти разом, все трое так же одновременно замерли столбами.
В полутемной прохладной кладовой вдоль стен были расставлены мешки с мукой и крупами. Высились лари с овощами. На длинных деревянных полках тускло отблескивали стеклянными боками банки с соленьями. Белели круги сыра. У дальней стены угадывался здоровенный холодильный ларь.
Тася зажмурилась и осторожно приоткрыла один глаз. Увы, картинка ничуть не изменилась.
На самом большом колбасном кольце, вцепившись разом ручками и ножками, висел – или, точнее даже, полз все выше – ребенок Хрюксов. И сочно чавкал, по-бульдожьи перебирая своими тремя зубами.
8
Тася устало сидела на ступеньках крыльца, подперев ладонью щеку, и печально наблюдала, как Чарли с радостным хохотом ползает по клумбе, время от времени выкорчевывая из нее нарцисс-другой и тут же отбрасывая в сторону. Цветов было жалко. Но себя еще жальче.
Именем Чарли ребенка Хрюксов окрестила сама Тася – надо же было его как-то называть! На самом деле, как зовут малыша, никто не знал. Соседи попросту звали его “это чудовище”. А никого из прислуги за три дня так и не удалось отловить – эти люди оказались еще неуловимее ребенка.
А ведь они были, точно были!
И старый камердинер, появлявшийся в самый первый день.
И какая-то женщина, время от времени пугливо шуршавшая юбками по коридорам. Может, кухарка, а может, и горничная. Угадать оказалось невозможно, потому что следов деятельности той или другой обнаружить тоже не удавалось. Готовили адепты самостоятельно, да и справляться с пылью им никто не спешил помочь.
Может быть, был и кто-то еще – но этот кто-то совершенно не горел желанием сводить знакомство с временными няньками.
Сам малыш охотно отзывался на “Чарли”, “Пора обедать”, “Иди сюда, кровопийца”, “Где этот мелкий монстр” и даже на “Я его убью, пустите”. Правда, по настроению мог с радостным гуканьем выползти навстречу – причем из самых неожиданных мест! – или со зловещим хохотом умчаться на четвереньках в вовсе неизведанные дали.
Густав все предлагал снова спеленать малыша потуже (“Мы хотя бы будем точно знать, где он находится!”), но Тася была категорически против.
“Ребенку просто скучно!” – объявила она и принялась – поначалу с энтузиазмом, а потом со все возрастающим отчаянием – искать, что может увлечь и заинтересовать малыша Чарли.
Сказок он не слушал – скорее всего, пока просто не понимал. Игрушки только швырял в разные стороны. И вообще, кажется, единственное, что его интересовало, – это где бы поесть и как бы что-нибудь разрушить. Ну и довести попутно нянек до белого каления.
К слову, любимой игрушкой Чарли стал тот самый найденный на чердаке молоток. Жестокие няньки ежедневно бессовестно отнимали у малыша такую замечательную игрушку и прятали в самых разных местах, казалось бы, совершенно для ребенка недосягаемых.
Увы, слово “недосягаемо” могло бы относиться к какому-нибудь другому ребенку. Вдобавок Чарли то ли умел видеть сквозь стены, то ли чуял любимый молоток каким-то особым чутьем – однако он неизменно вновь и вновь находил его.
За ажурным забором, опираясь на изящную
– Доброе утро, госпожа Малюза! – как могла приветливо, крикнула Тася.
Соседка в ответ окинула девушку неодобрительным взглядом, фыркнула, заметила Чарли и ускорила шаг.
Тася вздохнула. Все в этом городе какие-то необщительные и неприветливые. Странные. Будто хорошим манерам никого не учили вовсе. Надо будет познакомиться хотя бы с тем несчастным художником, что тоже здесь застрял – ему, наверное, еще тяжелее приходится, он-то, в отличие от адептов, и вовсе один.
Во всем надо искать положительные стороны! Зато здесь, в отличие от Ильсарры, сейчас лето. Цветочки вон цветут… цвели. Разве что в шерстяном платье с накрахмаленным передником жарковато. Но госпоже Малюзе в ее груде юбок, небось, и того жарче – а ведь она не жалуется!
Хорошо хоть, зеленщик, мясник и молочник исправно доставляют свои товары по утрам и оставляют их на крыльце черного хода. Правда, как выяснилось, выбегать на то крыльцо надо очень быстро, чтобы успеть все забрать, опередив соседскую кошку.
Кошку госпожи Малюзы, очаровательное нежно-сиреневое пушистое создание по кличке Фифи, крынки молочника не интересовали. О нет, она приходила точно к часу прибытия мясника, и стоило буквально на минуту зазеваться – и приходилось объявлять постный день или пробавляться колбасами. Колбасы, впрочем, как и окорока, на поверку все до единой оказались слегка подгрызены, и вовсе не мышами. Если присмотреться, на любой можно было заметить характерные трехзубые отпечатки. Тася вздыхала и готовила для малыша паштеты, пюре и полезные каши.
Говорить госпоже Малюзе о поведении ее кошки было совершенно противопоказано. Всякую жалобу на свою любимицу она воспринимала как личное оскорбление и была глубоко убеждена, что ее Фифи – истинный ангел во плоти, а все, кто пытается ее оклеветать, – гнусные завистники и мерзавцы. Впрочем, надо признать, Фифи, в отличие от Чарли, умело скрывала свои демонические наклонности (равно как и аппетиты).
Адепты установили очередность и несли теперь при Чарли круглосуточное дежурство. Просто уложить малыша ночью спать и пойти отдыхать было нельзя. В таком случае никто не мог предугадать заранее, где и при каких незабываемых обстоятельствах удастся обнаружить (и главное – поймать!) его в следующий раз. При этом дежурный мог в любой момент призвать подкрепление, так что все трое адептов старались держаться неподалеку друг от друга. Но надо же им было хоть когда-нибудь спать! К примеру, сегодня ночью тревога объявлялась трижды.
Тася только полчаса назад приняла смену у Рубура, почти вовремя успела к черному ходу, чтобы отнять у Фифи будущие обеденные стейки и теперь отчаянно зевала, гадая, откуда у Чарли берется столько энергии в любое время суток.
Глаза сами собой закрылись – буквально на одну секундочку! А когда удалось их открыть, Чарли на разоренной клумбе уже не было.
Мгновенно проснувшись, Тася вскочила на ноги и заозиралась. А услышав довольный лепет, сначала испытала облегчение, а потом – ужас. Потому что малыш Чарли уверенно карабкался по гладкому, почти лишенному веток дереву и поднимался все выше.