Капитал (сборник)
Шрифт:
Молчу. Боюсь говорить. Боюсь слышать, видеть, дышать. Мир стал очень плохим.
– Гриш, не разговаривай с ним! – рычит сатана. – Не марайся!
– Андрей Игоревич, он просто испугался. Мы и не работали ещё с ним.
В руках у меня появляется стакан воды.
– Пей, дурачок, – говорит Света.
Пью, давлюсь. Течёт через нос.
Сатана хлопает меня по спине.
– Ладно, ладно, не спеши, – неожиданно воркует он и присаживается передо мной на корточки. – Скажи, прав мой сотрудник? Ты не станешь
– Н-не с-с-стану…
Лицо моё мокрое. И вода, и слёзы.
– Старика ты бил? Деньги ты взял?
– Й-й-я…
– Оформляйте! – благословляет сатана и уходит.
3.
Сидим бок о бок, я и Аня.
Набилось народу. Одни пишут, печатают, галдят. Другие накрывают на стол. Скоро двенадцать.
Света разговаривает по телефону:
– Зачем? Они только-только приехали. Похищенное при них. Зачем? Всё равно ничего не найдём. Хорошо, поняла… – она бросает трубку и визжит: – Как меня всё достало! В управлении дебилы!
– Что ещё? – отрывается от компьютера Гриша.
– Говорят, чтобы мы провели обыски по месту жительства злодеев. Я говорю, зачем? Смысл? У них, видите ли, статистика по обыскам. Чем больше, тем лучше.
– Точно до утра придётся работать! – Гриша бьёт по столу кулаком, и клавиатура брызжет клавишами. – Ну, сука!
Я поднимаю с пола «Delete», подаю ему и спрашиваю:
– А что за обыски? Где?
– У вас дома, где же! Если чего спрятано, говори сразу. Мало ли, обрезишко для самообороны, патроны. Бери на себя, чтобы ещё отец за тобой не пошёл. Есть что?
Я воображаемо бегаю по родительской квартире, перерываю ящики, перетряхиваю одежду, щупаю за шкафами.
– Вроде, ничего, – говорю.
– А у вас, девушка? – Гриша смотрит на Аню.
– Тоже ничего, – слабо произносит она и съезжает со стула.
– Где нашатырь? – вскакивает Гриша. – У дуры обморок!
Ей натирают виски, суют пузырёк едва ли не в самые ноздри.
– Намочите вату! У неё так слизистая сгорит! – трезвонит Света.
– Отстань, не мешай!
Аня открывает глаза, морщится. Лицо у неё сине-зелёное, волосы всклочены. Гот.
– Тьфу ты! Одна минута первого! – плюётся Гриша. – С Новым годом, хули!
Бахают шампанским, разливают.
За окном треск и вспышки салютов.
Мы тоже получаем пластиковые стаканчики и бутерброды со шпротами.
– А не облезут? Что-то до фига им поблажек, – басит узколобый кряж.
– Пусть пьют, последний раз-то, – отмахивается от него Гриша. – Лет пять потом не будут.
– Что? – вырывается у меня. – Мы разве не домой сегодня?
Кабинет вздрагивает от хохота.
– С дуба рухнул? – больно бьёт меня словами кряж. – Вы сегодня в ИВС. С Новым годом, с новым счастьем, родной!
– Что такое ИВС? – бормочу.
– Изолятор временного содержания, – полным ртом подсказывает Гриша. – Пару дней там, а потом
Аня роняет свой стаканчик, обмякает, и слёзы сыплются с её носа долгой струйкой. Со стороны – старуха.
До трёх часов бушует этот содом. Мне уже наливают водку, но она не пьянит. Аня не пьёт, она плачет. У неё обвисли щеки, и невидимый нож прорезал на её лице чёрные морщины.
– Наконец-то, готово! – вздыхает Света. – Мальчики, слушаем. Вот вам поручения на обыски, а вот все бумаги, с которыми вы повезёте наших злодеев в ИВС. Я пошла домой. Больше меня не трогать. Ясно?
– Наручники на тебя надевать? – спрашивает меня окосевший Гриша. – Хулиганить будешь или нет?
– Я не буду хулиганить, – отвечаю искренне.
– Тогда пошли. Сначала вас отвезём, а потом на обыски. Без вас. Или хотите повидаться с родителями?
Оба мотаем головами.
В «буханке» тесно. Пахнет перегаром.
Смотрю в окошко, а там жизнь. Гирлянды, люди, фейерверки. Ничего не понимаю! Почему такая большая разница стой и с этой стороны окна? Мистика. Два разных измерения.
– Приехали. Выгружаемся!
Центральный отдел милиции. Никогда даже не заходил в него.
– Шевели булками, иди прямо, – подбадривает меня сзади кряж. – И не вздумай дёргаться. Я не Гриша.
В глазах плавают чернила. Я тру пальцами, моргаю, щурюсь.
Реальность рвётся на эпизоды. Дверь – коридор – дверь – с Новым годом! – и вас также – принимайте клиентов – что за звери? – разбойники, ветерана обули – ишь ты, суки – весь праздник нам испортили – а почему рано привезли? – как рано? – у вас стоит время задержания с четырёх часов – где? – смотри сам – блин, Светка, следователь наш, офаршмачилась – идите, гуляйте пока – не примешь? – через сорок минут, ради бога!
Я готов петь. Все сорок минут.
– Хуль ты улыбаешься, олень? – отрезвляет меня кряж.
Выходим на улицу. Гриша встаёт передо мной, смотрит и убивает взглядом.
– Хочешь напоследок со своей девкой? – цедит он сквозь зубы.
– А?
– Хуй на! Хочешь, спрашиваю?
Смотрю на Аню. Она не понимает, про что речь.
– Хочу.
– Быстро поехали!
– Чего ты опять придумал, Гриш?! – стонет кряж.
– В школу их отвезу, где у меня жена работает. Здесь рядом. Сторож пустит.
– Ты совсем ополоумел?
– Время есть, не ссы!
Дорогу не помню. Она пролетела мимо меня.
Очнулся оттого, что упал на лестнице.
– Живо, живо, живо! – торопил Гриша. – На четвёртый этаж!
Тёмный, гулкий коридор. Дверь. За ней ничего не видно. Скрип другой двери. Включается свет, и мы в туалете.
– У вас полчаса, – бросает Гриша. – Развлекайтесь.
Аня садится посреди туалета на пол, поникает головой и тут же всхрапывает.
– Эй, ты что? – трясу её за плечо.