«Кара-дори» — «чёрное лекарство»

Словин Леонид Семенович

За оградой плантаций сборщиков подстерегали скупщики наркотика, начиная с самых мелких, готовых купить 10—20 граммов, чтобы тут же перепродать их другим — крупнее рангом. Располагавший большими деньгами скупал большее количество наркотика и тут же с наживой перепродавал ещё более крупным спекулянтам. В конце цепочки стояли продавцы опиума, которые в состоянии были скупить десятки килограммов.

С северо-востока традиционными «опиумными тропами» наркотик переправлялся на юго-запад.

Разработанная до мелочей конспирация долгое время

позволяла крупным сбытчикам наркотиков действовать безнаказанно. Так, например, преступная группа некоего X. Кадырова, скупавшая наркотик «кокнар» в районе Алмалыка и реализовывавшая его в Ашхабаде, в течение четырёх лет скупила и перепродала около тонны «кокнара» на сумму свыше 122 000 рублей.

С прекращением эксплуатации участков на берегу Иссык-Куля преступники подались на затерянные в отдалённых горных районах клочки земли, куда годами никогда не заглядывала любая проверка.

В конце «тайной тропы» цена килограмма наркотика повышается до ста двадцати — ста сорока тысяч рублей. Разница — более чем в сто тысяч на каждом килограмме — это частично оплата «услуг» тех, кто непосредственно осуществляет транспортировку груза. Тех, кто обеспечивает его охрану, кто предоставляет помещение для поклажи. Это доля тех, кто посредничает при сбыте. И, наконец, тех, кто, нарушив служебный долг, предписывающий борьбу с незаконным сбытом и распространением наркотических веществ, берёт на себя обязательство не чинить препятствий преступникам.

Уже упоминавшаяся Мамлакат Ходжаева пришла на приём в областное управление внутренних дел в начале мая. С ней разговаривал Бондин.

— Я насчёт дела, которое на меня ведёт участковый Азимов...

— Что там? — спросил заместитель начальника управления.

— С подругой повздорили, начальник.

Упрятанное среди других, вроде ничего особо не значащее слово прозвучало как пароль.

«Я знаю правила, —дала понять Ходжаева. — Я учёная... Помоги мне, начальник. Сделай мне раз хорошо, я сто раз помогу. Знаю твои трудности.»

Бондин внимательно взглянул на посетительницу: ранние морщины, цепкий взгляд, голубая нитка татуировки от кисти вдоль руки.

— Повздорили? А что же подруга?

— Ничего особенного. Уже помирились.

— Значит, всё миром кончилось?

— Если бы! Никакого дела бы не было. Помирились — и всё. Нельзя провести повторное освидетельствование в другой области? Чтоб посторонние люди, объективно. Здесь меня все знают... Сделай, начальник. Может, и я чем смогу помочь. Сейчас, например, ко мне пристаёт одна подруга: «Помоги найти покупателя...»

— Минуту!

Бондин вызвал заместителя начальника отдела уголовного розыска.

Дальнейший разговор повели уже втроём... Разговор о «кара-дори», «чёрном лекарстве», которым зовут здесь и мумиё, и опиум.

В. А. Бондин. «Дальнейшие события развивались быстро. 19 мая Мамлакат Ходжаева позвонила мне по телефону и рассказала, что её подруга продолжает подыскивать

покупателя на «кара-дори» и надеется, что она, Мамлакат, поможет. С этой целью подруга вручила ей образец «чёрного лекарства», который находится сейчас у Ходжаевой.

Заместитель начальника отдела уголовного розыска срочно связался с Мамлакат и уже через полчаса привёз в Управление небольшой, чёрного цвета кусочек лёгкого плотного вещества.

В Джизаке находился в это время начальник экспертно-криминалистического отдела МВД Узбекской ССР. Он затруднился дать однозначный ответ, что это: мумиё? Или наркотик? Связался с соседней областью, где в штате имелся эксперт-химик, дал указание: срочно провести исследование вещества, которое доставит нарочный из Джизака.»

Справка эксперта-химика. «...Доставленное на исследование вещество чёрного цвета, направленное согласно отношению отдела уголовного розыска Джизакского УВД в Экспертно-криминалистический отдел, представляет собой наркотическое вещество «опий» в количестве двух грамм...»

В. А. Бондин. «22 мая меня не было в Джизаке, я выезжал по неотложному делу в отдалённый район.

В Джизак возвращался к вечеру, в самое пекло.

Накануне снова приходила Мамлакат Ходжаева:

— Как поступить? Подруга предупредила: «Если не можешь найти покупателя, откажись! Найду без тебя!»

— Выходит, намерения у неё самые серьезные?

— Конечно! На всякий случай я по телефону поставила в известность ещё одного человека — сотрудника ОБХСС в Ташкенте. В курсе?

— Да, он звонил сюда.

— Сделала, что могла.

— Могли бы вы всё же написать нам об этом официальное заявление? — Другого выхода я не видел.

— Ладно. Будь что будет.

Заявление Ходжаевой было зарегистрировано в тот же день. Я адресовал его на исполнение начальникам двух служб — ОБХСС и уголовного розыска. Заместитель начальника отдела уголовного розыска ездил в кишлак вместе со мной, теперь дремал на заднем сиденье. Торбин оставался в Джизаке.

«Если там что-нибудь срочное, — подумал я, — то Торбин и начальник управления на месте. Разберутся. А к вечеру и мы подъедем...»

— Где она работает, ваша подруга? — поинтересовался я у Мамлакат. — Откуда у неё «кара-дори»?

— Откуда — не сказала. Но объяснила, что может достать. А работает в районном нарсуде. Секретарём.

«Странно, — подумалось мне. — В районном суде нет дел по наркотикам!»

— Как её зовут?

— Адылова. Нурия.»

...Покупатель — Нурия Адылова не запомнила этого человека. Лишь потом, на суде, узнала его с трудом — это он поставил машину у противоположной стороны тротуара, сам остался за рулём. Как договаривались.

Улица была пустой, только на углу, рядом со скрипучими качелями и трапецией, кричали и носились взапуски дети.