«Кара-дори» — «чёрное лекарство»
Шрифт:
...Используя служебное положение, Каршибаев К. путём угроз склонил ведущих паразитический, аморальный образ жизни Исакову М. и Даниерову Г. к согласию на поездку в заранее обусловленное безлюдное место на берегу канала «Санзар» с Олимовым И. и его сослуживцем инспектором дорожно-патрульной службы ГАИ Камаловым Г. и дал указание Камалову Г. путём обмана привлечь Олимова И. к участию в этой поездке.
Зная об этом. Исаков И. и его знакомые Орипов О. и Абдуазизов О., «пользуясь благоприятной для совершения расправы над Олимовым И. обстановкой,
Совершив убийство, уничтожили следы преступления... вывезли труп Олимова И. на территорию Самаркандской области, а голову бросили в не установленное следствием место...
Будучи проинформированным очевидцем преступления Камаловым Г. об обстоятельствах совершённого убийства, действуя из низменных побуждений... Каршибаев К. как начальник органа дознания не возбудил уголовного дела, не принял мер к задержанию известных ему участников преступления и дал приказание Камалову Г. сообщить всем, что Олимов И. утонул.
Продолжая свои преступные действия, Каршибаев К. инсценировал поиски якобы утонувшего в канале «Санзар» Олимова И. силами личного состава, лично принимал в них участие, заведомо зная о том, что Олимов И. убит и его труп вывезен за пределы Джизакской области...»
В. П. Торбин. «Когда я оказался в камере и дверь за мной, начальником ОБХСС, закрылась, и ключ повернулся в замке, у меня было такое чувство, будто сейчас, в это мгновение, солнце должно упасть на землю и реки потечь вспять. Я не верил, что так бывает! Лампа ярко горела под потолком...
Через сутки у моей камеры появился Каршибаев. Держался он сочувственно. Приказал доставить мне в камеру книги и плов. От плова я отказался, книги взял. В соседних камерах тоже находились задержанные. Известие, что рядом за стенкой содержится начальник ОБХСС, всех развеселило. Уголовники язвительно интересовались, нет ли у меня курева.
В разговоре со следователем я попытался объяснить, что произошло:
— В народном суде пропало 130 граммов опиума и 94 грамма гашиша, Нурия Адылова задержана с 103,5 грамма опиума. Около 3 граммов Адылова передала ранее Мамлакат Ходжаевой и потом «покупателю». Где же недостающие 23 грамма опиума и 94 грамма гашиша? Кто их продал? Кому? Проведите сравнительный анализ опия. Может, мы вышли, наконец, на крупных сбытчиков опия?!
От меня требовалось другое — признать, что с помощью Мамлакат Ходжаевой я спровоцировал Адылову на кражу наркотика из суда.
— Против тебя дают показания работники ГОВД, — говорил следователь. — Ты взял материал по задержанию Ходжаевой инспектором ГАИ Олимовым. Какие, кстати, у тебя с ним отношения?
Я ничего не знал тогда об исчезновении И. Олимова, могу лишь предполагать теперь, кто являлся автором версии «Олимов — Торбин». По чьей подсказке убийца Олимова Икрам Исаков вопреки фактам, показаниям очевидцев до самого окончания следствия твердил: «Я здесь ни при чём. В убийстве
В случае признания своей вины в отношении Адыловой мне обещали свободу, но, я думаю, Каршибаев, да и прокурор только и ждали этого, чтобы посадить меня уже всерьёз.
Искус продолжался трое суток. За меня боролись, начальник УВД полковник Криворучко обращался в самые высокие инстанции. На четвёртые сутки меня до суда освободили из-под стражи.
Дальнейшее расследование по моему делу заняло больше года. Я неоднократно обращался с заявлениями, с просьбой ускорить разбирательство. Уже были арестованы Каршибаев и его следователи, а дело всё велось.»
Из определения судебного заседания: «Суд, перепроверив материалы дела в ходе судебного следствия, анализируя показания подсудимого Торбина В. П., свидетелей, считает, что по делу следствием допущены существенные пробелы в исследовании доказательств, подтверждающих виновность подсудимого, и эти пробелы могут быть восполнены только путём нового расследования...»
Шестнадцать месяцев волокитилось это уголовное дело, в материалах которого не было ни одного серьёзного доказательства виновности Торбина. И вот последний документ:
«Гр-ну Торбину В. П.
Уведомление.
Настоящим сообщаю, что уголовное дело в отношении Вас производством прекращено за отсутствием в Ваших действиях составов преступлений, указанных в постановлении о привлечении Вас в качестве обвиняемого. Мера пресечения — подписка о невыезде — отменена.
Следователь следственной группы Прокуратуры СССР.»
Ещё раньше было прекращено дело в отношении Бондина.
Но странное дело! Хотя из текста постановления видно, что Бондин не имел к случившемуся никакого отношения, дело его прекращено как на лицо, «которое можно будет исправить и перевоспитать без применения уголовного наказания...»
И невольно закрадывается мысль. Ведь не может быть, чтобы то, что видно невооружённым взглядом даже не юристу, вдруг оказалось скрыто от работника следственной группы республики, подписавшего постановление о прекращении дела Бондина.
А может, вообще всё не так просто и борьба ещё продолжается? Недаром ведь ни Бондин, ни Торбин не восстановлены в своих прежних должностях. Таинственные недоброжелатели делают своё дело...
Вот мнение тех их сослуживцев, с кем пришлось мне разговаривать в Ташкенте и в Джизаке. Его сформулировал один из членов коллегии МВД Узбекской ССР:
— В. А. Бондин и В. П. Торбин всё последнее время практически не у дел. Бондин отстранён от оперативной работы, которой отдал всю жизнь. На Торбина в течение почти года велось уголовное дело. Я знаю, что оба они честные люди, которые вели себя мужественно во всей этой истории. Сотрудники милиции республики ждут справедливости. У каждого из нас перед глазами есть конкретный случай допущенной в прошлом несправедливости, восстановление которой должно явиться убедительным доказательством идущей перестройки. Для многих из нас таким является дело В. А. Бондина и В. П. Торбина.