«Кара-дори» — «чёрное лекарство»
Шрифт:
Ждёт справедливого вмешательства и судьба Мамлакат Ходжаевой, которая оказалась жертвой интриг Каршибаева. Пока нет никаких сведений о пересмотре её дела.
Справедливость требует, чтобы проверка в порядке надзора коснулась её дела.
Так же, как и следователя, который вёл дело на Бондина и Торбина.
Просторное, с лифтом, с прохладным высоким холлом здание Управления внутренних дел находится в самом центре Джизака. И в
Начальник управления Криворучко показывает газету:
«С 16 до 19 часов Джизакский обком организует прямую линию связи — «Принимает обком партии». Трудящиеся могут обращаться по телефонам... На вопросы будет отвечать первый секретарь обкома партии, депутат областного и городского Совета народных депутатов...»
Налажено жилищное строительство.
Осуждены убийцы Исака Олимова. Понёс наказание начальник Джизакского ГОВД Каршибаев. Суд определил ему наказание в виде десяти лет лишения свободы, осуждены на длительные сроки лишения свободы следователи-взяткодатели, они же взяткополучатели.
Преданы гласности позорные события, происшедшие в Джизаке. И надо надеяться, что они не повторятся в будущем.
Как я уже говорил, справедливость в отношении подполковника милиции В. А. Бондина и майора милиции В. П. Торбина не восстановлена. Но остались на своих постах проверяющие, которые по тем или иным «ведомственным» соображениям не захотели выступить против начальника Джизакского ГОВД и сочли за лучшее принять сторону власть имущих.
...Чудовищная ностальгия по милиции мучает меня. Всего семь лет назад снял милицейские погоны, которые носил долгих двадцать пять. Вернее, не носил. Оперуполномоченный, начальник, заместитель начальника отделения уголовного розыска. Путь мой в милиции шёл как бы по нисходящей, но это всегда была оперативная работа — я мало износил форменной одежды. Майором милиции был принят в Союз писателей СССР, майором и ушёл в отставку. Шестнадцать лет проходил в одном звании.
Я мало читаю книг о милиции, в героях узнаю журналистов, студентов, электронщиков, только не милиционеров. Герои лениво «пикируются», пьют кофе, каждый полагает, что он, хотя бы отчасти, комиссар Мегрэ.
Вот и недавно прочитал в повести: «Умел майор вести дознание — ничего не скажешь! Ясно, точно, с неумолимой твёрдостью...» Действительно, всё ясно...
«Дайте психологическую дуэль следователя с преступником, —
«Преступление не даёт права работникам милиции проявлять при расследовании азарт овчарки, берущей след!..»
Чего же добились мы тем, что не писали о себе открыто?
Нам верят теперь, когда нас убивают. Тогда находятся и слова, и сочувствие. И деньги, которые собирают, чтобы построить автобус, носящий имя погибшего. И те же самые пацаны, скандировавшие «Мы не любим милицию», отводят глаза.
А мы-то в милиции, сознаюсь, считаем, что мы — «новые центурионы», мы—«ангелы на дорогах»! Мы недосыпаем, больше бываем на службе, чем дома. Думаем, что делаем всё на благо всех. Было бы наивным ждать, что все вокруг должны объединяться в любви к нам. Милиция не только разыскивает, но и стреляет, задерживает. Она штрафует, связывает, выселяет, препятствует, отправляет.
Но она и приходит на помощь, даже если человек, которому она помогает, ещё недавно был сам нарушителем порядка. В милиции люди, готовые прыгнуть на рельсы, чтобы вытащить человека из-под колёс: безоружные — не боящиеся броситься под пули. В ней много таких, кто скорее умрёт, чем отпустит. И честных гораздо больше, чем принято думать теперь, когда мы открыто и вслух стали говорить о своих недостатках.
Правда — «белое лекарство».
...Мы едем с подполковником Бондиным, зажатые по сторонам двумя рядами машин. Некоторое время в заднее стекло нам бьёт яркий сноп огня неизвестно когда пристроившейся в фарватер машины. Потом так же внезапно она исчезает.
Южный город всегда кажется темнее, чем его северный собрат. Светильники едва прорывают кроны; освещённые окна скрыты деревьями. Единственный яркий свет на улице — свет фар.
— Ничего, мы ещё повоюем, — говорит Виталий Алексеевич.
«Москвич» отрывается от потока, ныряет в тёмную улочку, движется теперь уже в полном одиночестве.
Мы продолжаем разговор.
Десятки, а то и сотни тысяч рублей, оседающие по пути продвижения наркотиков, — считает Бондин, — фактор, с которым следует считаться. Так?
— Без сомнения.
— Борьба предстоит серьёзная. Каршибаевым дело не кончилось...
Джизак — Ташкент — Москва, 1989 год.