Карамельные дюны

Егорова Алина

Окружающие находили Сергея довольно симпатичным, вежливым и приятным. Не начальник, но квалифицированный специалист, высокооплачиваемый и перспективный. Альмире он очень нравился, несмотря на существенный недостаток в виде обручального кольца на безымянном пальце. «Что ж поделать, если все стоящие мужики давно разобраны, — наставляла мать, которая растила Альмиру одна. — Важно, что у него нет детей — деньги не будут уходить из семейного бюджета». Нина Яковлевна уже мысленно выдала засидевшуюся в невестах дочку замуж за Сергея. Она родила Альмиру вне брака и довольно поздно, поэтому прекрасно понимала, что с каждым годом шансы дочери стремятся к нулю. А если учесть средненькие внешние данные Альмиры вкупе с неблестящими умственными

способностями, то ей разбрасываться поклонниками никак нельзя — нужно вцепиться мертвой хваткой в любого более-менее приличного мужчинку и довести его до загса. Все это было растолковано дочери в тот же вечер, когда она явилась домой позже обычного, застенчиво пряча букет хризантем.

— Ты считаешь, он разведется ради меня? — усомнилась Альмира, глотая обжигающий чай медового цвета. Нина Яковлевна не признавала суррогаты из пакетиков и каждый раз заваривала настоящий чай из крупных черных листьев.

— Если не будешь дурой, то разведется.

Как выглядеть умной, Нина Яковлевна тоже научила.

— Что ты знаешь о его жене?

— Она стерва, — охарактеризовала Альмира.

— Это он так сказал?

— Нет, я сама сделала вывод, а Сережа не стал возражать. Он говорил, что она целыми днями пропадает на работе, ему внимания не уделяет и не желает заводить детей.

— А вот это ты, девонька, зря. Тебе не следует плохо отзываться о его жене. Он — пусть чернит жену, а ты соглашайся с ним и молчи, как бы тебе ни хотелось полить соперницу грязью. Ты должна быть лучше нее: ласковой, внимательной, заботливой. Он мечтает о домашнем уюте — внуши, что ты хочешь того же. Пообещай родить ему кучу детей, он оценит.

— Но я пока не решила. И потом, зачем мне куча?

— Не важно. Никто не заставляет тебя следовать своим обещаниям — ты просто мечтаешь вслух. Мужчине всегда приятно, что от него хотят иметь детей, ничего не требуя взамен. Это очень льстит его самолюбию. Не скупись на похвалу. Похоже, твой Сергей истосковался по доброму слову, при жене-карьеристке это часто бывает.

Камил

Случайная встреча с Сонатой около «Звездной пыли» оставила у Яцкевича какое-то непонятное впечатление. Это была смесь теплоты и спокойствия, а также уюта и нежности. Голос Сонаты тихий, речь неторопливая, как вода лесного ручейка. Камилу вдруг захотелось снова окунуться в атмосферу безмятежности, которую создавала эта женщина.

Он порылся в ящиках стола и выудил визитку. Привычка копить всякий хлам на этот раз сыграла положительную роль: иначе маленький прямоугольник картона с координатами Сонаты давно был бы выброшен за ненадобностью. Немного подумав над поводом звонка, Яцкевич набрал номер ее рабочего телефона:

— Соната, добрый день! Хотел узнать, какие планы насчет дальнейших семинаров.

В графике компании «Кардинал», в которой трудилась Сона, плотно стояли различные лекции, форумы и конференции, близкие и не совсем к сфере деятельности Камила. Но Яцкевичу они были безразличны. Обсудив тонкости организации мероприятий, он ненавязчиво предложил продолжить беседу в кафе.

Соната пришла без опоздания, но позже Яцкевича. Камил уже расположился за дальним столиком, откуда хорошо просматривался вход. Он сразу ее заметил: в зале появилась высокая блондинка и остановилась в центре, она рассеянно смотрела по сторонам, пока не увидела его.

Камил Яцкевич — авторитетный специалист своего дела, уважаемый руководитель, давно и уверенно стоящий на верхних ступенях предприятия, и Соната Любавина — менеджер непонятно чего, занимающаяся неизвестно чем. Совершенно разные по социальному статусу и материальному положению люди, волею обстоятельств оказавшиеся вместе. Они были чужими и почти ничего друг о друге не знали, но обоим показалось, что между ними существует незримая связь, сближающая их.

Вроде бы полно сил, и здоровье в порядке, но жизнь катится

к финалу. Все, что должно произойти хорошего, случилось: институт, свадьба, карьера, дочь выросла. Впереди ничего, никаких перспектив. А хочется, чтобы было к чему стремиться, чтобы продолжались события. У ровесников жены молодые, дети рождаются, а с ними стареть некогда. Жизнь словно второй круг набирает, все повторяется, что было в двадцать лет, только уже при достатке, который делает хлопоты приятными: быт обустроен — стиральные, посудомоечные и прочие машины, никаких пеленок и тесноты коммунальных квартир. За рубеж бы уехать… Не ради благоустроенной жизни — хочется мир посмотреть не с террасы пятизвездочного отеля, а изнутри — пожить там, попробовать себя в чем-то новом. Или реализовать давнишнюю мечту — писать пейзажи акварелью. Всегда хотелось, только все некогда, вечно на потом откладывалось. Но «потом» почему-то не наставало. Сейчас время есть — желание пропало. На работе тоска, дом опостылел, идти не хочется ни туда, ни сюда. И никак не вырваться из этого кольца.

Соната все понимала. Она внимательно слушала Камила, соглашалась с ним, одобряла. И от этого ее участия становилось тепло и комфортно. Проблемы, конечно, не решались, но появилась возможность их обсудить, выплеснуть наружу то, что всегда хранилось в себе.

— А если работу сменить? Все какая-то новизна, — предложила она.

— Не поможет. Везде одно и то же. Да и возраст уже не тот, чтобы в омут бросаться.

— С поездкой за границу, надо полагать, то же самое — годы мешают, — констатировала она.

— Да, к сожалению.

— Это настроение у тебя сейчас такое: затяжное уныние. Поэтому и руки опускаются. Нужно, чтобы произошло какое-нибудь радостное событие, которое станет трамплином к позитивному настрою и желанию жить.

— Не происходит, — пожал плечами Камил.

— Поспособствуй. Начни действовать. Найди увлечение, к примеру, возьмись за пейзажи. Ты же об этом мечтал. Хотя бы жалеть не будешь, что так и не попробовал себя в живописи. Или вот что. Давай вместе займемся акварелью. В детстве я обожала рисовать.

— Давай, — наконец-то на печальном лице Камила появилась улыбка. Идея Сонаты ему понравилась.

— Значит, решено. В следующий раз идем в художественную лавку выбирать снаряжение.

К концу трудовой недели азарт Яцкевича утих, а в субботу и вовсе исчез. Ирина ушла по магазинам, а он до полудня валялся на диване перед телевизором с традиционно кислым настроением. От любимого занятия его оторвала трель телефонного звонка. Звонила Соната. Казалось, она ничуть не удивилась отсутствию у компаньона энтузиазма, будто именно такой реакции и ожидала. Камил все же превозмог апатию и заставил себя сходить за бумагой и кистями, иначе получалось совсем некрасиво, и так даме пришлось ему напоминать об уговоре.

Художественная лавка представляла собой полуподвал в центре города, где кроме инструментов для создания картин продавались готовые шедевры местных художников. Перебрав кучу баночек и тюбиков с краской и доведя до белого каления продавца поиском кистей подходящей пушистости, довольная парочка вышла на Невский проспект. У обоих возникло чувство участия в каком-то приключении, и эта была их тайна — одна на двоих. Потом они разглядывали полотна художников, которые продавались на улице поблизости от магазина. Работы в основном были выполнены маслом: натюрморты, портреты. Преобладала городская тематика — туристы охотнее приобретали картины с видами Петербурга. Присутствовали как вполне достойные произведения, так и откровенная мазня, глядя на которую Камил говорил, что у него получится не хуже. Воодушевленные, Камил и Соната гуляли по городу и обсуждали творческие планы. Им было хорошо вместе в этот на редкость солнечный день последней декады ноября. Камил впервые за долгое время почувствовал себя довольным. Ему показалось, что жизнь снова приобретает смысл.