Карамельные дюны
Шрифт:
В перерыве, уплетая за чаем свежеиспеченные круассаны с вишневым джемом, Яцкевич лениво посматривал по сторонам. По его представлению, к нему должны были подойти партнеры и завести разговор. Это и было целью его появления на мероприятии. Все контакты налаживаются в кулуарах за непринужденной беседой. Лично ему эти контакты даром были не нужны, но шеф пожелал, чтобы на конференции их фирма непременно «засветилась». Камил даже не думал проявлять инициативу, способствующую «засвечиванию». «Кому надо, сами обнаружатся, — рассуждал он. — Не хватало еще совершать телодвижения. Пусть спасибо скажут, что вообще сюда пришел». Бейдж Яцкевича с призывной надписью «ОАО „Атлантик“»
Следующая часть конференции ничем не отличалась от предыдущей: монотонно тянулись выступления с безразличным Яцкевичу содержанием. Он нахально закрыл глаза и погрузился в свои мысли. Ему пригрезился зимний вечер на даче, треск дров в камине и запах новогодней елки. Он блаженно развалился в кресле, а стройная Снегурочка массировала ему шею. Она нежно касалась его своими изящными пальцами и что-то шептала ангельским голосом.
— Камил Станиславович! Господин Яцкевич! — от легких прикосновений Снегурочка перешла к тряске, отчего Камил проснулся. Перед ним стояла бесцветная блондинка и внимательно заглядывала ему в лицо.
— Камил Станиславович, следующим выступаете вы, — поставила его перед фактом барышня.
Такого подвоха Яцкевич не ожидал. «Надо же так попасть. Вот шеф, мать его!» Первой мыслью было спастись бегством, но исчезнуть незамеченным не представлялось возможным — его выход уже объявили. Тем более, сзади конвоировала белобрысая.
Предвкушая полное фиаско, Камил обреченно выполз на сцену. Он что-то говорил на тему, абсолютно далекую от копировальной техники. Выступление получилось, мягко говоря, не блестящим, но оно, к удовольствию докладчика, спустя некоторое время закончилось. Яцкевич был человеком уверенным в себе, и общественное мнение его мало тревожило. Также его абсолютно не волновало, что он выглядел клоуном провинциального цирка — не впервые, как-нибудь переживет. Камил бодрым шагом направлялся в холл, где располагались накрытые к фуршету столы. Он взял с подноса рюмку с коньяком, подцепил миниатюрной вилочкой ломтик лимона, положил на хрупкую фарфоровую тарелку сыр, семгу и ветчинный рулет. С источающей соблазнительные ароматы снедью в руках Яцкевич оглянулся в поисках подходящего столика, но его взгляд наткнулся на ту самую бледную поганку, что вытащила его на сцену. Он даже непроизвольно отвернулся: девушка вызывала у него негативные ассоциации. Когда Камил вернул голову в исходное положение, блондинка стояла перед носом. «Соната. Администратор», — прочел он на бейдже, приколотом к светло-зеленому шелку блузки. «Что за контора эта „Соната“? Организаторы вроде иначе называются», — с раздражением подумал он.
— У меня к вам предложение, касающееся вашего доклада. Мне кажется, ваше выступление было не очень удачным, и поскольку выдержки из сегодняшней встречи пойдут в радиоэфир, то, думаю, будет лучше, если вы его повторите в несколько ином варианте.
Камил чуть не выронил тарелку. Она что, издевается?! Это же надо — выдержки пойдут в эфир! Еще и что-то думает, пигалица. При ее цвете волос думать вредно — можно надорваться.
— Прошу прощения, сударыня. Как вас звать?
— Соната, — подсказала девушка, ничуть не смутившись.
— Ну да, Соната, — Камил посмотрел на нее как на круглую дуру: у нее имя спрашивают, а она отвечает, где работает. Впрочем, он не ожидал от девицы высокого интеллекта. — А нельзя ли обойтись без широкой огласки, если, конечно, насчет эфира всерьез?
— Я не шучу. Выступления участников, и
— А без моего выступления никак? Может, его вырезать, и дело с концом, — предложил Камил.
— Не получится. Есть договор с вашей компанией, что доклад представителя «Атлантика» будет включен в передачу.
— Ну, шеф, ну, каналья! — пробормотал Яцкевич. «Не мог сказать по-человечески. Что за привычка вечно темнить». — Оно, конечно, неплохо бы отредактировать выступление, но только я совершенно к нему не готовился и не уверен, что во второй раз выйдет лучше.
— Не беспокойтесь, я вам помогу составить речь, которую для надежности вы прочтете с листа.
Снегурка — так потом про себя окрестил повеселевший Камил новую знакомую — оказалась расторопной барышней, при ее содействии удалось состряпать вполне приличное выступление. «А она интересная», — оценил стройную фигурку Яцкевич. Он подумывал пригласить ее куда-нибудь отметить успех, но его мысли переключились на более эффектный объект: ведущая, с которой ему довелось беседовать, была яркой и умопомрачительно притягательной.
— С вами Майя Снегирева и самое звездное радио, и это значит, нет повода для грусти! — объявила бодрым голосом ведущая и поставила модный хит.
Имя Майи Снегиревой являлось своего рода визитной карточкой «Звездной пыли». От диджея Майи исходила сильная энергетика, которая настраивала на позитив. Яркий снегирь, напоминающий далекие школьные каникулы и учебники природоведения. Он словно весточка из задорного детства. Майя — теплый май: радостный, светлый, юный.
Звонкий голос Снегиревой разливался по волнам «Звездной пыли» и будил по утрам заспанный город. Легкая и красивая речь ведущей своим задором у старшего поколения вызывала ассоциацию с «Пионерской зорькой», молодежи нравился ее непринужденный юмор.
Никто и предположить не мог, что нынешняя популярная ведущая была когда-то молчаливой косноязычной девочкой.
Она читала вслух с запинками. О, этот ужас — проверка техники чтения в начальных классах! Когда на пороге появлялась завуч с секундомером в руках, учащиеся замирали в предвкушении экзекуции. Больше всех боялась Майя и от волнения читала хуже обычного. Голос дрожал, переходя на сип, сердце бешено колотилось, строчки перед глазами расползались.
— Отвратительно! Просто отвратительно! Мой внук в детском саду читает лучше! — с пафосом комментировала завуч, доводя девочку до слез. Сгорая от стыда, под смешки одноклассников, со вжатой в плечи головой Майя топала на свое место.
Такая проверка тяжелым грузом ложилась на детскую психику. Майя потом еще долго не могла без волнения читать вслух и отвечать у доски. И не только она — нашлась еще пара-тройка товарищей по несчастью, не умеющих бойко тараторить, читая тексты. Кошмар прекратился лишь к десятому классу, когда подростковый характер Майи взбунтовался против общественного мнения. Взгляд на мир стал собственным, противоположным тому, который долгое время преподносился мудрыми учителями. Теперь она сама знала о жизни все и лучше всех. Поступки и мысли стали смелыми и дерзкими, граничащими с глупостью. Она больше не боялась осуждений со стороны и перестала стесняться собственной «ущербной» речи, названной так завучем начальных классов.