Карамельные дюны
Шрифт:
Шестой час вечера. На улице темнота и морось. Соната не без ностальгии шагала по хорошо знакомой дороге. Она могла проехать эти две остановки на маршрутном такси, но не стала — ей хотелось снова пройти этот путь, как когда-то проходила его ежедневно в течение нескольких лет. Сона прошла перекресток, две улочки, за которыми начинался школьный двор. Трехэтажное здание школы стояло особняком в окружении деревьев.
Встреча обещала быть волнительной: своих одноклассников она не видела почти десять лет, с той поры, как покинула родной город. Ей, как любой представительнице женского пола, было не безразлично мнение школьных друзей, насколько она изменилась и в лучшую ли сторону. Кроме того, проведут негласный конкурс успехов — кто чего достиг за эти годы и как устроился
Она вошла в широкий холл и направилась к центральной лестнице. Их класс собирался в кабинете русского языка — на второй этаж и направо до конца. Соната остановилась между этажами перед большим зеркалом. В него она часто гляделась в старших классах. Тогда зеркало отражало тонкую до подозрения на анорексию девицу, остроносую и большеглазую. С яркими, накрашенными фломастером ногтями, одетую в дешевые наряды. Девчонки в те времена уже носили золотые украшения и красивую заграничную одежду. Портовый город, во многих семьях были моряки, снабжавшие своих близких импортными вещами. Поэтому, несмотря на пустые прилавки по всей стране, здесь понятие «дефицит» было не в ходу.
Сейчас из зеркала ясным, слегка печальным взглядом смотрела элегантно одетая молодая женщина, стройная, с чуть заметным макияжем на бледном лице.
В коридоре послышались смех и голоса. Она сбавила шаг, борясь с налетевшей застенчивостью. «Может, не пойти?» — мелькнула пугливая мысль. Но непонятно откуда взявшийся взъерошенный парень прогнал ее прочь.
— Сонка! — радостно заорал он во все горло. — Ты ли это?! Какая ты стала!
— Какая?
— Красивая и деловая.
— Да ну тебя, Димка, — смутилась Соната, узнав в нем первого хулигана класса. Озорные раскосые глаза на скуластом лице — Диму она узнала бы всегда.
— Пойдем, там уже все собрались! — он схватил ее за руку и повел в класс.
Растерянность и робость куда-то ушли, как только она попала в окружение одноклассников: повзрослевших, но своих и оттого таких близких.
Ближе к концу вечеринки, когда были выпиты крепкие напитки и девочки хлопотали вокруг чая с пирожными, в класс вошел высокий, со вкусом одетый молодой человек. Соната так и замерла с чашкой в руках: это был Леся, ее первая любовь.
Они договорились прийти сюда, в дюны, на их место, как когда-то давно. Алекс предпочел бы для свидания какое-нибудь уютное кафе, но Сонате очень хотелось встретиться на побережье, и он уступил.
— У меня есть для тебя подарок, — сказала Соната, лукаво глядя в его зеленые, как у кота, глаза. Все изменилось в Лесе, начиная с имени, а вот глаза остались прежними: теплыми, цвета моря, притягательными и необычайно красивыми.
— Для меня? — удивился он. — По какому случаю?
— По случаю нашей встречи. Разве этого не достаточно?
— Давай! Люблю подарки.
Соната протянула ему яркий бумажный пакет, перевязанный алой лентой. На лице Алекса заиграло детское любопытство — он был заинтригован и радовался подарку, вне зависимости от того, что им окажется. Он нетерпеливо развязал ленту и заглянул в пакет.
Знала бы Соната, какие чувства всколыхнет в душе давнего друга сюрприз, она бы еще хорошенько подумала, прежде чем его устраивать. Тем более что эта вещь ей самой была очень дорога и расставаться с ней она не хотела. Когда Алекс извлек подарок, он не произнес ни слова, но на его лице отразилось смятение.
— Что-то не так? — встревоженно спросила Сона.
— Нет. Все замечательно, — вымученно улыбнулся он. — Спасибо.
Камил
Соната явилась феей — тонкой, изящной и невообразимо хрупкой. В ее больших прозрачных глазах отражалась грусть, на губах таилась озорная
По паспорту пятый десяток, он же и на лице, но душа оставалась молодой. Что с ней прикажете делать? Яцкевич ужасно мучился от этого несоответствия: психологически он ощущал себя двадцатитрехлетним, но седина в зеркале накидывала двадцатник сверху. Камил остро чувствовал необходимость самоутвердиться, понять, что он еще не старый и ему рано списывать себя со счетов. Хотелось резвиться, вести себя безалаберно и куролесить, как в студенческие годы, но такое легкомысленное поведение выглядело «не солидным» и вроде бы пришла пора взрослеть. Ирина надежная, добрая, родная, но, увы, слишком старая для него. Он не виноват, что его не прельщают зрелые округлости жены, а тянет к нимфеткам. Камил считал, что любит Ирину по-прежнему, только чувство это спокойное, лишенное страсти, больше похожее на любовь к сестре. Этим обстоятельством он каждый раз оправдывал перед собой собственные измены. Нимф он не любил, но Камил не представлял своей жизни без них, Ира ему жена, она единственная и близкая поскольку с ней прожиты долгие годы, которые выбросить и забыть невозможно. Подруг много, и в памяти они не остаются — согреют лаской, озарят любовью и растворятся в потоке суеты. Они привлекательные, как бабочки, веселые, милые и пустые. Внутренний мир подруг Камила не интересовал, он предпочитал девушек, не обремененных духовностью, — с такими легче и проще.
Впервые встретившись с Сонатой, Камил не остановил на ней взгляда — посмотрел вскользь и небрежно, словно та являлась ничем не выдающимся предметом интерьера. И если бы не случайность, ничего между ними не произошло бы и не случилось бы в жизни Камила Яцкевича незабываемых переживаний.
Никто не хотел работать. По мнению Яцкевича, конечно. На самом деле, как часто бывает, все навалилось сразу: конец квартала, сдача проекта по важнейшему для компании направлению, на котором была занята добрая часть сотрудников, болезнь зама Камила и свадьба племянницы ведущего инженера. В общем, получалось, что «ввиду производственной необходимости» Яцкевичу самому пришлось выполнять работу, за которую в другой раз он не взялся бы — по должности не положено. Список неотложных дел включал конференцию по копировальному оборудованию. Специализация напрямую к Камилу не относилась — принтеры считались вотчиной ведущего инженера, но из всего того, чем Яцкевичу заниматься не хотелось, конференция выглядела наименее нежелательной.
«Что же, — подумал Камил, — прошвырнусь до бизнес-центра. Давно не появлялся на подобных мероприятиях». В свое время Яцкевич исколесил всю страну в командировках и присутствовал на всевозможных слетах, форумах и семинарах. Теперь все эти специализированные сборища казались ему до зевоты скучными. Основная цель конференции — презентация новых марок — лишь для непосвященных. Народ съезжался ради общения, встреч с коллегами и новых полезных знакомств. Камил приятелей в этой среде не имел и не испытывал ни малейшего желания обзаводиться новыми знакомыми.
К бизнес-центру с помпезным названием «Империя» Яцкевич приехал, умышленно опоздав на час. Он отметился у административной стойки, где ему вручили увесистый пакет с проспектами и рекламными буклетами. Сожалея о невозможности немедленно избавиться от презента, Камил побрел к актовому залу. Там его ждала очередная неприятность — конференция еще и не думала начинаться. «Нужно было явиться ближе к вечеру, чтобы наверняка», — рассердился он и устроился в тихом уголке на галерке.
Официальная часть началась как обычно. По очереди выходили менеджеры — представители фирм-поставщиков и говорили ни о чем. Общие слова, спичи, реклама и вода, вода, вода. Дали слово иностранному партнеру. Широко улыбаясь, он вышел на сцену и затараторил на шведском. Он делал паузы, и курносая девушка с видом студентки-отличницы переводила его слова.