Кареглазка и чудовища

Наседкин Евгений

И вишенка поверх — цветастое короткое платье с белыми кружевными трусами. Уродище! Лучше бы он сдох на той площади…

Наверное, никто не желает судьбы, предопределенной кем-либо. И Гермес-Афродита не готов был рабски служить — ведь его амбиции сами требовали власти. Когда приступы ярости сошли на нет, и он перестал захлебываться слезами, появилась возможность подумать. А после — и принять важные решения. Шаг за шагом, кирпичик по кирпичику, — как учил отец.

Паровоз тронулся полчаса назад. Зенон куда-то запропастился, и это было только на пользу. Когда садист Эскул, у которого от

доброго лекаря Эскулапа было лишь имя, вошел в вагон к Афродите, то не увидел привычной тренировки. На постели вздымалась гора белья, что удивило его. Но едва хирург поднял одно из одеял, как сзади его обхватили жилистые руки.

Эскул был не слабак, он вообще любил причинять боль, поэтому взять его голыми руками было трудно. Несколько оборотов, подножка и удар спиной о шкаф — и он почти освободился… когда Афродита набросила что-то. Перламутровые шарики с изображениями ангелов на грубой нити врезались в шею, передавливая жизненно важные дыхательные пути и кожу. Ручьем хлынула кровь, и Эскул внезапно обессилел. Все еще дергаясь, хирург свалился на железные половицы, и его тело обвисло, прекратив сопротивление. Гермес поднялся, брезгливо оглядел кровь на четках, украденных у Диониса, и хотел уже обтереть их о платье — но передумал. Он урод — но не неряха.

****

Елена Ивановна скрутилась на диване, держась за живот, и я взял ее ладонь, сразу же, как только вошел. Она пыталась выдернуть руку, но делала это слабо и неуверенно. Тогда я погладил ее волосы, нашептывая ласковые, успокаивающие слова. Это был мой шанс.

Я думаю, что не нуждается в пояснениях стремление всех девушек заполучить настоящего мужчину — сильного и храброго, мужественного и волевого. Благородного рыцаря из Средневековья. Только они забывают, что эти рыцари, даже их лучшие представители — трубадуры и менестрели — держали своих дам сердца взаперти в высоких замках, иногда сочиняя в их честь приторные любовные баллады. Горин был похож на них. Трубадур — только он не сочинял стихи самостоятельно, а преимущественно цитировал своего любимого Шекспира. Артист, как никак.

Полковник был таким, как мечтают все женщины. Дерзкий, уверенный в себе, и действительно имеющий за собой силу — и в характере, и в жизненном положении. Мачо, гладиатор, воин — в лучших значениях этих слов. И даже чувствительный — но, в свою сторону. Правда, на компромиссы с прекрасной женой он оказался не способен, а взаимные уступки — это главное в семейной жизни. И я понял, что передо мной открылось окно возможностей.

— Все рассмотрел? — с вызовом спросила Кареглазка, все же выдернув руку и отстранившись.

— Поверь, я хотел бы его остановить, но меня стошнило в этот момент, — я оправдывался, чувствуя странное полузабытое ощущение — угрызение совести.

— Брось! Я и не ожидала от тебя помощи, — она устало прикрыла глаза, на которых застыли слезы. А еще у нее запеклась кровь на разбитой губе. — А когда-то я его любила.

— Все будет хорошо, — повторил я заученную фразу, которая всегда срабатывала. — У тебя все получится. Не обращай внимания — ни на Горина, ни на кого. Иди к своей цели. А кто тогда, если не ты?

Она заплакала еще громче, правильнее даже — зарыдала.

— Я не могу его открыть! Не могу

подобрать код!

Абсорбент быстро поглощал хаос в голове, возвращая мне привычную логичность.

— А где Ковчег? Где кейс?

— В сейфе, — она указала рукой в сторону своего кабинета по соседству.

— Доставай. Я сейчас, — и я унесся в чулан.

Когда я вернулся, дипломат уже лежал на диване возле Елены Ивановны. Только отреагировала она на мое возвращение не очень радостно.

— Что? Нет, так нельзя! — возмутилась она, широко распахнув глаза.

— Почему? Я аккуратно, — и в руках завизжала болгарка.

Кареглазка ахнула и вскочила, чтоб помешать — но я уже лихо работал. Металл оказался прочным, шлифмашина вибрировала и отскакивала, но я упорно прижимал ее к кодовому замку. Как бы диск не разорвался — эффект будет, как от взорванной в помещении гранаты. Крылова верещала — там реально могло быть что угодно, вплоть до радиоактивных элементов или бактериологического оружия. Наверняка, она думала — как можно быть таким дебилом, как я?

Она скакала вокруг, желая остановить меня, но боясь одернуть во время работы болгарки. Внезапно бетонный круг погрузился внутрь, преодолев сопротивление замка. Я вздернул аппарат вверх, выключая его. Мы втупились в кейс, а затем одновременно посмотрели друг на друга.

****

Куртка Эскула была окровавлена, но привередливость была не к месту. Балахон, штаны, водолазка, ботинки — и Гермес преобразился. Нужно спешить — Зенон скоро вернется.

В тамбуре оказалось, что можно выйти только в следующий вагон, где, очевидно, и находился Зенон. Двери наружу были плотно запечатаны. Но не люк наверх. Синдик взобрался на крышу, и ночной ветер чуть не сдул его, хотя поезд еще не набрал крейсерскую скорость.

Железнодорожные пути шли по выжженным степям восточного Горноречья. Можно попробовать спрыгнуть. Его подготовка позволяла это сделать, хотя и не гарантировала отсутствие травм. Если он сломает ноги, или даже подвернет одну — он станет уязвимым перед нечистыми и выродками.

Не годится. У нее было много планов, и месть была только частью того великого замысла, что она совершит. Несмотря ни на что… У НЕЕ?! Нет — у него, у него — У НЕГО! Гермеса передернуло, он провел мозолистой ладонью по черным волосам, царапая когтями голову и пытаясь вернуться к разуму и логике. Он отомстит — когда наступит лучший момент. Сейчас она слишком слаба — и физически, и психологически. Она? Он! Он-он-он, — запомни уже это!

Нужно найти подходящий способ сбежать. Он побежал по локомотиву, пока не спустился в один из незапертых тамбуров. Там курил юнец — подмастерье Диониса или Стикса — он успел лишь удивиться, увидев ноги, мелькнувшие в раскрывшемся люке. Гермес мог оставить парня в бессознательном состоянии, но, к чему риски? Он его задушил. И вошел в вагон.

Сидевший там смуглый мужчина давно не стригся, не брился, и, очевидно, не мылся. Длинные грязные волосы сливались с черной бородой, засученные рукава оголяли мохнатые руки. Под шеей был наложен окровавленный бинт. Мужчина был без сознания, или спал, но самым любопытным оказалось то, что он был в наручниках. Очевидно, что это шпион, о котором говорилось. Выродок.