Кареглазка и чудовища
Шрифт:
— Ладно, ты плохо играешь, — произнесла девица, постояв над ямой пару минут. — Мне некогда.
И она ушла, кажется. Но, даже если нет — он больше не мог скрываться в дерьме. Пират вынырнул, чуть не утонув, и чуть не задохнувшись — несмотря на давность экскрементов, вонь от них была, не дай бог. Кто-то подхватил его под руки, вытаскивая из ямы. Бандит попытался вырваться, но прозвучавший голос успокоил его.
— Это я, Сильвер.
— А где Мелкий, — с тревогой спросил Пират, поняв, что выстрелы у ангара стихли.
Добили
— Мне жаль. Он словил пулю, — Латышев обтер платком лицо главаря. — Надо сваливать. Скоро вояки будут здесь.
— Чаморошная… ты видел? — туманность зрения уменьшилась, но до привычной четкости было далеко.
— Сука конченая, — констатировал Сильвер, видевший только, как Афродита загнала главаря в яму. — Нам нужна машина, чтоб вернуться в Путиловку. Где Борзый? Где Вадик?
— Они мертвы. Где нам взять машину?
— Мы справимся, — ответил Сильвер, волоча товарища за собой.
Они вернулись за баню, и попытались подобраться поближе к волге, пока сектантка несколько раз врезала себе по губам кирпичом.
— Что она делает? — Сильвер ошеломленно глядел на распухшую челюсть брюнетки, и на запертых в клетке негра со стариком.
Пират не ответил, вместо этого он рванул к волге, пока Афродита отвернулась — вставляла в ладонь зарезанного Борзого пистолет, которым она застрелила Иоанна.
Девица услышала топот, и развернулась. Пальнула в главаря. Но, появился Сильвер, и открыл стрельбу, заставив ее кубарем откатиться за пикап.
Пират свалился, не добежав до машины — его плечо было разворочено, фонтаном била кровь. Латыш вкинул друга на заднее сидение, быстро заняв водительское сидение и вдавив педаль газа в пол. В зеркале заднего вида из-за бани выскочили солдаты, а Афродита успела послать вслед волге еще пару пуль, но мимо. Затем стихло — волга отдалились, а вояки окружили брюнетку.
****
Я опоздал на общий ужин — не люблю толпу. Хорошо, что Ашотовна всегда меня привечает, и кормит в любое время суток. Из-за угла вынырнул Сидоров. Увалень увальнем, а умеет подкрасться незаметно.
— Куда идешь, донжуан? — спросил он, маршируя в такт со мной.
— Что ты хочешь? — я прекрасно помнил о произошедшем сегодня с Кареглазкой, а также то, что лейтенант стал свидетелем этого.
— Возможно, я хочу твоей кастрации, — ухмыльнулся Сидоров. — Но это ведь не важно — пока Босс этого не захочет.
Намек я понял, можно было и не быть таким прямолинейным. Вот сученок-то!
— Я мучу с Ашотовной, — сообщил я первое, что пришло в голову. — Хочу поесть, и пообщаться с ней. Ты ведь не против?
Отрицание сейчас было моим единственным оружием. Отрицание на словах, подкрепленное действиями. Я прекрасно понимал, чем чревато прелюбодеяние с полковничьей женой. Мне — смерть, а ей — не знаю, но тоже будет не сладко. Теперь нужно было исправить ситуацию.
— Я бы тоже перекусил, — заметил Сидоров, погладив себя по брюшку.
Мы
— Я не успел покушать. Ну, как всегда — ты же у меня все понимаешь? — я обнял ее за талию и многозначительно посмотрел в глаза, задержав взгляд — очень интимный прием соблазнения.
— Гриш, осталась баранина, — затарахтела она, не зная, выбраться из моих объятий или еще побалдеть. — Я помню, ты не любишь, но это — объедение.
Я улыбнулся, сверкнув ровными зубами — объект моей оправданной гордости — и залепил ей рот поцелуем. Ахнула не только она, но и Сидоров, стоящий в полумраке за столами. Ашотовна только сейчас его увидела, и это тоже было невероятно удачное решение — хотя женщина удивилась именно внезапному поцелую, теперь ее реакцию можно было отнести к тому, что для нее стало неожиданным присутствие лейтенанта.
— Покормишь нас со Степой? — попросил я, и она озадаченно кивнула, уходя на кухню.
Мы присели, и Сидоров первым прервал молчание.
— Так ты с ней? — я кивнул, всем видом излучая уверенность и ковыряясь в обнаруженной на столе дыре. — А что у тебя с Еленой Ивановной?
— Степан! Ты что, подумал такое?! — я изобразил потрясение, и понял, что моя актерская игра имела шансы удивить Горина. — Черти собачьи! Да это же была репетиция театральной постановки! Как ты мог такое подумать? Матьхуй на тебя!
Сидоров покраснел как турецкий флаг, у него внезапно зачесалась его рыжая грива.
— Хватит! Ладно, пошутил я — проверить тебя. Всякие дебилы попадаются — а потом кормят рыб на плотине.
Я с радостью отметил, что мне удалось «сбить прицел» у лейтенанта. Но тема была слишком серьезной, и я должен был нанести последний удар по его сомнениям.
— Наташ, мне нужна сегодня твоя помощь, — подмигнул я Ашотовне так, что это было больше видно Сидорову, чем ей. — По стихам этого… Шота Руставели. Придешь, часиков в восемь?
Повариха только немного отошла от сегодняшних сюрпризов, а тут я плохозавуалировано позвал на свидание. Я ожидал какой-нибудь глупости — но нет, на ее щеках появился румянец, а она заулыбалась.
— Вообще-то, я занята. Но, Шота Руставели… — она закатила глаза. — Да, ненадолго смогу придти.
И я расслабился, ведь пока что ничто не предвещало того, чем в итоге закончилось.
****
Крылова заметила в окно приближающегося Сидорова, когда он был еще на тропе, за синей елью. В водовороте эмоций, сразу же за испугом и чувством обреченности, она испытала азарт состязательности. За себя она не сильно боялась — ситуация была не слишком очевидна, доказательства измены не было, максимум, что мог сделать муж — снова избить ее. Она вздохнула — устало, и даже с чем-то похожим на ненависть.