Кареглазка и чудовища
Шрифт:
— Люди нашли способ победить заразу, — словно детям, объяснял Абракс. — Они назвали это Ковчегом. Спасением. Лекарством. Очевидно, что мы в своем преклонении перед покойным Первоотцом, ограничились полумерами. Нужно уничтожать не цивилизацию, а весь вид.
— Это жестоко, не находите? — подал голос Параклет, но его никто не слушал.
— Они убили Гедона! — голос Элпа прогрохотал, как гром среди ясного неба. — Он даже не смог покинуть аватар! ИМ КТО-ТО ПОМОГ?!
Каждый ужаснулся такому страшному предположению. Ведь это означало, что пребывание в Плероме не
— Да, — ответил Абракс, и среди мыслей промелькнуло отчаяние. — Да, я тоже так думал. И нет — слава Апейрону — это не подтвердилось. Среди нас нет предателя. Только отступники, но сейчас их нет с нами.
— Ты проверял нас? Шпионил? — похожие вопросы появились в разных частях ментального эфира.
— Нет, — успокоил Верховный. — Достаточно было синхронизироваться с Армогеном, — и снова в ответ — испуг и ужас. — Нет, как видите, все прошло нормально. Я жив и здоров, и не повторил участи Ахамот. Эфир не отобрал мой разум.
— Так что ты предлагаешь? — раздалась мысль Аина.
— Вы знаете. У меня нет секретов от вас, — Суровый Бог слукавил, но никто этого не знал, кроме, почему-то, Афродиты. — Все в каждом, и каждый — во всех. Мы завершим начатое. Уничтожим Ковчег, и атакуем снова — новыми силами. Люди будут истреблены, а будущее — спасено.
Мыслительные овации были громкими и непривычными для этого зала — они давно здесь не звучали. Все в каждом, и каждый — во всех.
****
Признаюсь, я с интересом рассматривал брюнеточку и то, что у нее между ног, пока она барахталась на асфальте. Несмотря на отвратительные судороги, меня завораживали ее худенькие бедра и белое кружевное белье на них, просвечивающее сквозь прозрачный капрон… Но я, как и все, не рискнул приблизиться — и только Елена Ивановна освободила свою ладонь из моей руки, и выбежала на середину.
— Чего уставились? Помочь никто не желает? У нее, может, эпилепсия!
Я еще отходил от неожиданного поцелуя Ашотовны — да-да, представьте, как только привезли задержанных, и весь Илион собрался на плаце, ко мне решительно подошла повариха, и взасос поцеловала, при этом она нагло взглянула на Крылову. Кареглазка чуть не посинела от ярости — я видел, я знал это — но сдержалась, и даже вымученно улыбнулась, когда довольный Горин пошутил о перспективах появления новой семьи. После этого Лена умудрилась пройти ко мне, и взять за руку, что было довольно безумно и неожиданно — и, слава Богу, незаметно — в таком плотном окружении мы стояли.
Наконец, я набрался храбрости, и сделал несколько шагов к извивающейся девице. Она была похожа на страшную скрюченную змею, и я просто присел на корточки, не зная, чем помочь, и боясь прикасаться. Кто знает, какая зараза у нее на самом деле.
— И ты до сих пор думаешь, что эти люди опасны? Девочка, африканец и старик?! — с вызовом бросила мужу ученая. — Давайте их на медчасть, Игорь Анатольевич, что думаете?
— Да я не против, — как-то растерянно сказал Ливанов. — Очевидно, что девушка больна.
Возле нас оказался и Керезора, внимательно оглядев арестованных, он поддержал
— Молится, — и Борисыч удивленно поднял брови, заметив, как сильно мое лицо покрыто тональным кремом, но ничего не спросил. — Это символизирует, что люди слепы, не видят правды вокруг себя. И лишь Богу все известно, все в его руках.
— Неисповедим промысел Божий, — произнес я первое пришедшее в голову, и боковым зрением заметил, как Пенс вдруг уставился на меня, как баран на новые ворота. — Так ведь говорят, Александр Борисович?
— Есть такое, — ответил ученый, уже совладав с эмоциями.
На этом наше мимолетное общение закончилось — раньше мы вообще никогда толком не общались. Наконец, малахольная барышня прекратила дергаться, и открыла свои голубые глаза. Увидев нас рядом, а особенно меня, она растерялась, и ее густые брови взметнулись вверх.
— Спасибо за спасение, прекрасный принц, — она подмигнула, и Лена едва слышно охнула от неожиданности. Я тоже был смущен, хотя не отличаюсь стеснительностью.
Я широко улыбнулся, нагло заглянув меж распахнутых ляшек, и почувствовал щипок за ягодицу — Кареглазка просигнализировала, что она все видит, и происходящее ей не нравится. А моя красотка-то ревнивая! Затем я ощутил на плече тяжелую руку — Сидоров.
— Давай, я отнесу больную в палату, — сказал лейтенант, и как-то странно посмотрел на меня.
Я с холодком по спине подумал, что увалень постоянно находился сзади — и мог видеть, как полковничья супруга ущипнула меня за зад, а до этого — как задерживались наши руки, соприкасаясь. А еще, конечно, Сидоров мог просто удивиться моему разодранному лицу…
****
Когда солдаты привезли задержанных с Рудников, муж был пьян. Крылова сразу это заметила, как впрочем, и все остальные. Он не ходил зигзагами, говорил ровно и отчетливо — но это было по большей части результатом мышечной крепости тела и военной муштры духа. В голове у него уже была тьма, в которую погружает разум крепкий алкоголь. Он был в хорошем настроении, шутил и смеялся, как, например, с поцелуя Гришы и Ашотовны. Но некоторые из окружающих знали, что состояние это переменчиво.
На плаце полковник внимательно следил за женой, и то, что видел, ему не нравилось — Лена постоянно стояла с выродком, и тот периодически склонялся к ее уху, что-то нашептывая. Иногда их пальцы переплетались — как бы случайно, задерживаясь друг на друге на несколько секунд. А однажды она захохотала от нашептываний Менаева — так громко, что обернулась добрая половина площади.
Илья Андреевич не был наивным мальчиком, как и не был ревнивым без причины. А то, что он видел, абсолютно не вписывалось в рамки благоприличия. Подтверждало слова Сидорова. И намекало на то, кто похозяйничал в его цветнике.