Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
И все же идея, что короли Франции играют особую роль в защите христианского мира забыта не была. Если верить рассказу Жака Дю Клерка, в мае 1461 года к Карлу VII из глубин Востока прибыло таинственное посольство, которое обращалось к нему как королю королей и умоляло прислать своего знаменосца и капитана для борьбы против Великого Турка, поскольку одно присутствие этих людей будет стоить 100.000 воинов! [659]
659
Paviot 2003, 319–320.
Два маленьких королевства: элементы французской дипломатии
В последние десять лет своего правления Карл VII вел довольно интенсивную дипломатическую деятельность во всех направлениях. Рим и Италия были в приоритете, что подтверждают сохранившиеся депеши миланских послов, которые хоть и с перерывами но присутствовали при при французском дворе и достаточно внимательно следили за ходом дел. Но другие дипломатические контакты со странами не столь важными также оставили свой след.
Королевство Наварра, простиравшееся большей частью к югу от Пиренеев вокруг своей столицы Памплоны, было для Франции лишь очень незначительным соседом. И все же Карл VII не мог игнорировать происходившие там события. В 1423 году, после смерти короля Карла III Доброго, Наварра перешла к его дочери Бланке, которая умерла в 1441 году. Ее муж, король Хуан Арагонский, стал де-факто наследником, хотя у этой пары был сын, уже совершеннолетний, Карл, принц Вианский (1421–1461).
На самом деле, у принца Вианского не было ни каких шансов склонить Карла VII на свою сторону, потому что: 1. Его не без оснований подозревали в упорном англофильстве (он наверняка предпочел бы видеть в Гиени англичан нежели французов); 2. Он был слишком тесно связан с Бургундским домом; 3. У него были связи с Дофином; 4. Не могло быть и речи о том, чтобы вернуть ему герцогство Немур; 5. Королю был нужен Гастон де Фуа, хотя бы для того, чтобы контролировать Юг. Дело в том, что в 1459 году был если не заключен, то по крайней мере намечен союз между Хуаном Арагонским (который стал Хуаном II после смерти Альфонсо V в предыдущем году) и Карлом VII. Король должен был поддержать Хуана II в его борьбе против своего сына, а Хуан должен был поддержать Карла VII в его борьбе против герцога Бургундского. После смерти короля конфликт оставался открытым, несмотря на видимость примирения между Карлом Вианским и его отцом (21 июня 1461 года). Возможно, принц преуспел бы в своих начинаниях, потому что был в фаворе у Людовика XI, придерживавшегося противоположной точки зрения, чем его предшественник, но 23 сентября 1461 года Карл Вианский скоропостижно скончался в Барселоне. Вся эта "наваррская" история свидетельствует о последовательности внешней политики Карла VII, несмотря на ее кажущиеся блуждания [660] .
660
Contamine 2006.
Подобная тенденция прослеживается и в случае с Шотландией в период царствования короля Якова II Стюарта (1437–1460 гг.), о чем свидетельствует сохранившаяся довольно обширная переписка. Поражает относительная частота эпистолярных обменов и посольств, несмотря на затраты и расстояние, и даже опасность. "Великая дружба" и "старый союз" между двумя королями были ценным достоянием для обеих сторон. Разве у них не было общего врага — и какого врага! Не набирал ли Карл VII часть своей личной гвардии в Шотландии, и не нуждался ли Яков II во Франции, постоянно опасаясь вторжения своего могущественного южного соседа? Конечно, иногда возникали трения, как, например, когда несколько шотландцев во время осады Кана пятью годами ранее (в 1455 году) составили заговор с целью захвата короля и последующей передачи его англичанам. Точно так же Яков II хотел бы, чтобы Карл VII, встал на сторону его сестры, вдовы Франциска I, герцога Бретонского, чтобы она наследовала мужу, вместо Пьера II, брата покойного, или хотя бы отправил в ее родную страну, пока новый герцог не перестанет ее подозревать в попытках захватить власть. Существует даже адресованное Карлу VII письмо полностью написанное рукой короля Шотландии и затрагивающее эту тему. В конце 1456 года, в то время, когда казалось, что английская угроза становится все более явной, Яков II отправил во Францию посольство, которое король принял в начале 1457 года. Шотландцы призывали Карла VII либо направить в Англию армию под руководством одного или нескольких принцев крови, либо предоставить деньги и артиллерию — оружие, которое очень ценил шотландский король, — а также дать рекомендации по ведению войны против англичан. Сохранился как официальный текст ответа шотландцам, так и его более лаконичный черновик, который, должно быть, был представлен королю до того, как был сформулирован окончательный вариант. Карл VII мудро отказался давать советы относительно ведения войны: "В военных делах неправильно делать то, что первым приходит на ум, и нельзя давать советы на все случаи жизни". Ответ также содержит целый геополитический отчет о положении королевства Франция, в котором говорится, что король вынужден вести непрерывное наблюдение, связанное с большими затратами, за не менее чем 400 лигами побережья "от Испании до Пикардии", а жители Гиени "втайне все еще склоняются к англичанам", пересечь Ла-Манш и высадиться в Нормандию можно всего за шесть часов (а враги знают, где высадиться), Бретань, Пуату и Сентонж "постоянно постоянно находятся под угрозой вторжения врагов, поскольку они расположены на побережье". Не было обойдено вниманием и весьма подозрительное поведение герцога Алансонского, который на несколько месяцев был заключен в тюрьму (суд над ним должен было состояться в следующем году). А тут еще и дело Дофина, за которого Яков II счел нужным ходатайствовать в письме от 9 октября 1456 года. Короче говоря, "король не без оснований был настороже и ожидает угрозы со всех сторон". Это был явный отказ на предложения шотландцев, хоть и высказанный в весьма вежливой форме, только отправка небольшого количества артиллерии была очень обтекаемо одобрена [661] . Тем не менее, интересы двух королевств во многом совпадали, так летом 1457 года флот под предводительством Великого сенешаля Нормандии, Пьера де Брезе, совершил рейд на южное побережье Англии и разорил окрестности Сандвича (Сануиджа). Экспедиция была успешной лишь наполовину, но добыча была далеко не ничтожной, и шотландцы могли только радоваться, что она вообще состоялась [662] .
661
Contamine 2015.
662
Berry 1979, 405–411. О разделе трофеев после этого рейда см. Contamine 2003.
Король, герцог Бургундский, Дофин и другие
На протяжении всех этих лет внимание короля занимали три основные проблемы: его отношения со старшим сыном, который был его занозой в боку и решительно не поддавался управлению; отношения с Филиппом Добрым, которого
В 1450 году 27-летний Дофин, несомненно, стал настоящим правителем своего княжества Дофине, из которого он хотел сделать суверенное государство, в частности, с помощью историографических исследований, которые он поручил Матье Томассену. Людовик установил сильную и довольно жесткую власть над страной и ее жителями. Возможно, что в Дофине его даже за это ценили. Наконец он решил жениться, не посоветовавшись с отцом, что полностью противоречило французским обычаям. Дофин выбрал в жены Шарлотту, дочь Людовика I, герцога Савойского, который был сыном Амадея VIII или злополучного антипапы Феликса V. В конце концов, этот выбор был оправдан как средство возвращения герцогства во французскую орбиту и отказа от сотрудничества с Бургундией. Более того, герцогство Савойское, "ворота в Альпы", было ключом к вмешательству в дела Италии. Будучи хорошо информированным о затеях своего сына, король отказал ему в своем согласии на брак, но Людовик это проигнорировал, и свадьба была отпразднован 9 марта 1451 года в столице герцогства Савойского, Шамбери. В это же время состоялся еще один брак — Амадея, принца Пьемонтского, сына герцога Людовика I и будущего герцога Савойского (1465–1472), с Иоландой, дочерью Карла VII, родившейся в 1434 году и воспитывавшейся при савойском дворе у своих будущих свекров (так часто бывало). Брак старшего сына, заключенный без его одобрения, вызвал большое недовольство короля. Предполагалось даже вторжение в Дофине и Савойю, тем более что некоторые дворяне, изгнанных из герцогства, обратилась к Карлу VII "как к самому высокому и благородному королю в мире и являющемуся прежде всех других самым христианнейшим королем, защитником Церкви, главой и опорой всего дворянства, к которому все люди, страдающие от тирании, обращаются за суверенным правосудием" (май или июнь 1451 года). Герцог Савойский вполне обоснованно испугался и решил подчиниться, заключив с Карлом VII, 27 октября 1452 года в Клеппе, договор о вечном союзе. В результате Дофин оказался в полной изоляции. Возможно, Карл VII использовал бы свое преимущество, но известие о высадке Толбота в Бордо изменило его планы и король был вынужден повернуть свою армию в другом направлении.
Но для Людовика это было всего лишь отсрочкой. В 1455–1456 годах все вернулось на круги своя. Давайте обратимся к хронике Шатлена, а конкретно к главе "Отношение французов к разбою в деревнях, расположенных на Сомме, и к тому, что возникла невыносимая вражда между королем и его сыном Дофином" [663] . "Англичане были изгнаны из королевства, за исключением Кале, и поэтому французы держали войска повсюду наготове, их мужество окрепло, потому что они видели, что мир теперь должен был склониться перед ними, и никто не может им противостоять, потому что они были лучшими в воинами, и теперь их боялись итальянцы и савойцы, которые преклонили перед ними колени, а немцы умоляли их о мире, испанцы же предлагали им свои услуги". Французы также не без удовольствия отмечали, что "святой поход" затеянный герцогом Бургундским задерживается из-за "войн и раздоров" князей империи. "Только одно оставалось в этом королевстве, что тайно беспокоило всех и из-за чего мало-помалу начался ропот, это было то, что герцог Бургундский, вассал этого королевства, был настолько непреклонен и силен, что, когда все преклонились и оказывали повиновение королю, он один оставался во Франции независимым. К тому же все земли по реке Сомме с другими большими частями королевства находились в руках этого герцога, а король был лишен права собственности, ущемлен в своем наследстве и не мог найти какого-либо способа их вернуть. Французы же считали, что если бы король захотел их вернуть силой, это оказалось бы достаточно легким делом, но поскольку они были переданы по мирному договору, заключенному в Аррасе, это был бы бесчестный путь, и поэтому необходимо найти другой способ без большой войны а лишь угрозой применения силы добиться возвращения этих земель и вырвать их из рук этого герцога, которого король никак не мог подчинить" [664] . Тогда Карл VII и его советники задумали потребовать города на Сомме через посредничество Дофина, поскольку тот "в обиде на корону" действовал во вред своему отцу и не был обязан соблюдать положения Аррасского мира. Оставалось лишь получить согласие Дофина, а значит, и вернуть его ко двору. Одним из способов оказания давления на строптивого Людовика был выбран военный поход к границам Дофине с целью демонстрация силы.
663
Chastellain, III, 50 et suiv.
664
Chastellain, III, 50–52.
Похоже, что это и стало главной причиной отъезда Карла VII в Бурбонне осенью 1455 года. Однако обстоятельства сложились так, что король отправился еще дальше, во Вьенну, и вернулся в свой любимый Берри только в октябре 1457 года, закончив путешествие, длившееся почти два года. Объяснение Шатлена отнюдь не является неправдоподобным, но тем не менее, существовал вполне законный способ возвращения городов на Сомме, а именно, воспользоваться пунктом договора о выкупе и выплатить Филиппу Доброму предусмотренные 400.000 экю, как это позже сделает Людовик XI. Французский поэт Анри Бод утверждал, что на момент своей смерти Карл VII имел сбережения в размере 250.000 экю, предназначенные как раз для возвращения земель Пикардии [665] .
665
Chartier 1858, III, 139.
Приближение короля во главе армии заставило Дофина не на шутку испугаться. Людовик уже видел себя арестованным Тристаном Лермитом, грозным маршальским прево Франции, и заключенным в тюрьму, если не хуже. Никто и ничто не могло его успокоить. Он послал одного из своих приближенных, чтобы тот попытался умирить королевский гнев. Карл VII потребовал от сына полного подчинения. К тому же, было еще и отягчающее обстоятельство: 31 мая 1456 года по приказу короля Жан де Дюнуа арестовал в Париже герцога Алансонского. Как мы уже видели, герцога обвиняли в сговоре с англичанами и подозревали в контактах с Дофином и герцогом Бургундским. Последний попытался заступиться за своего родственника и рыцаря Ордена Золотого руна с 1440 года, но ему ответили, что о помиловании не может быть и речи и что правосудие короля должно свершиться. Дофин же боялся быть пойманным "как мышь в норе". Его приближенные посоветовали ему бежать, что он и сделал 30 августа. Бежать, но в куда? Людовик решил отправиться в Бургундию и по пути остановился в замке Нозеруа, принадлежавшем принцу Оранскому. 31 августа из Сен-Клод он написал своему отцу, которого назвал своим "доблестным" (а не суверенным) господином, что, поскольку герцог Бургундский собирается выступить против турок, он решил сопровождать его в качестве гонфалоньера Папы. В то же время он разослал циркулярное письмо всем епископам Франции, чтобы объяснить свой выбор. Не без некоторых колебаний Филипп Добрый, согласился принять Людовика, ведь разве это было не лучшим выходом, нежели отъезд наследника Франции в изгнание в Италию, Германию или даже Англию? Поэтому герцог обращался с Дофином со всеми почестями, приличествующими его статусу, ибо знал, что рано или поздно тот станет его государем. В июле 1457 года Дофину был передан замок Женап, расположенный в Брабанте, то есть за пределами Франции и назначена ежегодная пенсия в размере 36.000 ливров, плюс 1.000 турских ливров в месяц для его жены Шарлотты, которая приехала к мужу через Безансон и Мец. Таким образом, Людовик мог содержать свой собственный двор и сохранять довольно большую степень самостоятельности в действиях, но при этом он конечно зависел от благосклонности своего покровителя. Сохранилось письмо Дофина, полностью написанное его рукой, в котором герцогу Бургундскому обещалось "соблюдать договор и назначение" Аррасского мира, "ни в коем случае не выступая против него". Он даже обещал выдать ему грамоту того же содержания, как только он получит корону Франции [666] . Так что для Филиппа Доброго ставки были весьма высоки.
666
BnF, Melanges Colbert, 355, № 206.