Катон
Шрифт:
Помпей, едва только глашатай выкрикнул его имя, сбросил с мостков ин-террекса, как назывался магистрат, организовавший комиции, и взялся руково-дить выборами преторов. Пользуясь своим особым статусом, он произнес яростный памфлет против Катона, пропел панегирик Ватинию, выдавил из плебса несколько восторгов по нужному адресу, пожал руку Ватинию, сказав: "Только вместе!" - и лишь после этого позволил производить подачу голосов.
Казалось бы, столетняя деградация римлян и неимоверные усилия Помпея гарантировали требуемый результат. Однако, когда стал известен итог голосования первых триб, у триумвиров глаза полезли из орбит, ибо с большим преимуществом лидировал Катон.
Великий Помпей страдальчески возвел синие очи к ясному небу морозного январского дня и вдруг заявил, что услышал раскат грома. Гром в ходе выборов считался дурным знаком,
Поступок Помпея вдохнул в Катона Геркулесову силу. Разметав стражу, он штурмом взял магистратское возвышение и, прежде чем противник успел собраться с силами, встряхнул сознание сограждан молниеносной речью.
– Гром среди ясного неба, квириты, - страшное знамение для нашего государства!
– воскликнул он.
– Это не глас богов, это самоуверенный циничный рык тирании, это голос вседозволенности, презрения к людям, религии, законам, обычаям, здравому смыслу! Задайтесь вопросом, граждане, каков будет в обращении с людьми тот, кто возомнил себя господином над небесами? А как будет править согражданами тот, кто столь откровенно выказывает презрение к ним? А что ждет Республику, брошенную под ноги тирану? Но ведь Республика - это мы с вами, соотечественники! Насмеявшись над законами и обычаями государства, он плюнул в лицо всем нам! И мы это стерпим, квириты? И мы будем дальше голосовать за клевретов этих преступников? Мы, римляне, услышав сегодня властный рык тирана, в страхе забьемся в свои норы и выползем оттуда лишь тогда, когда он снова призовет нас к себе, чтобы приказать нам исполнить его очередную волю? Или же мы все-таки римляне, или мы все-таки...
Тут Катона наконец-то схватили прислужники Помпея и сбросили вниз. Но, и будучи распростертым на земле, он обратился с очередным воззванием к согражданам.
– Квириты! Сегодня и впрямь грянул гром, только не с небес, а с консульского возвышения! И если небеса при этом молчат, если боги безмолвствуют, свое слово должны сказать мы! Не останемся же глухи к столь явному знаменью, предвещающему нам тиранию!
После непродолжительной борьбы пособники триумвиров поняли, что заставить Катона замолчать невозможно, а потому начали разгонять народ, дабы лишить неугомонного оратора слушателей. Эта тактика принесла успех, и вскоре Катон остался один против множества врагов, а с врагами не разговаривают.
В последующие дни новые консулы, как и полагалось, принесли искупи-тельную жертву по случаю грома небесного, однако сделали это нетрадиционным способом: они пожертвовали очередными грудами золота, в котором похоронили остатки гражданской чести римлян, - и вышли на повторные выборы трижды уверенными в себе. Но, поскольку их соперником был Катон, они посчитали, что тройной уверенности мало, поэтому Цезарь повторил трюк с отпуском своим солдатам. Его легионеры прибыли в Рим накануне комиций и, с ночи заняв Марсово поле, не допустили туда простых граждан, не прошедших денежной обработки триумвиров. Помпей всегда прекрасно ладил с солдатами, потому управление такого вида народным собранием было ему делом привычным, и он, наконец-то, сумел назвать Ватиния претором.
Катон, не могший смириться с подобным способом проведения выборов, снова стал пробираться к трибуне, но победоносное Цезарево войско выиграло эту битву и отвергнутому кандидату пришлось отступить. Однако он не покинул поле боя, а собрал народ неподалеку и на таком стихийном митинге произнес еще одну речь.
"Каков путь к власти, такова и сама власть, - начал Катон.
– Сегодня, граждане, мы увидели прообраз будущего. Вот она, их демократия, вот он, их консулат. Мечами, кинжалами, ложью и деньгами захватив фасцы, они воцарились над нами, чтобы продолжить раздел государства. Консулат Цезаря привел к разделу государственных земель и вручил важнейшие провинции практически в частное владение триумвирам и их приспешникам. Можете не сомневаться, граждане, что ныне такая приватизация нашего Отечества кучкой негодяев продолжится: Испанию и Сирию получат себе Помпей и Красс, Цезарю оставят Галлию, дабы он получше подготовился к войне с Римом. Ну и, конечно же, будут нещадно приватизироваться источники государственных доходов. Таковы, квириты, наши ближайшие перспективы.
Ну, а что же дальше? Не нужно быть пророком, чтобы ответить на этот вопрос, достаточно знать, какая
Я не могу больше говорить, квириты, ибо бывают времена, когда плачут не только женщины и дети... Да и нечего сказать после того, что сказано".
В день комиций отвергнутого Катона сопровождало с Марсова поля больше граждан, чем избранных магистратов. Но беда этих людей заключалась в том, что их гражданское сознание вспыхивало ясным светом лишь на краткий срок, а потом они снова погружались во мрак корыстных поползновений и передряг. Понимание приоритета общественных интересов над частными, разбуженное в них такими людьми как Катон, очень скоро затухало, и они опять превращались в близоруких приспособленцев, подвластных любой господствующей в данный момент силе. Поэтому через несколько дней после выборов и грустного триумфа Катона плебс уже восхвалял Помпея и Цезаря.
Год прошел так, как и предсказывал Катон. Консулат - высшую республиканскую власть, даруемую гражданами своим лучшим представителям, чтобы их талантами и доблестью реализовать общественные интересы, Помпей и Красс использовали исключительно в личных целях. Все их помыслы, усилия, деньги, кинжалы наемников и потенциал вверенного им государства были направлены на достижение еще большего могущества самих триумвиров. Первым делом консулы законным образом оформили за собою давно облюбованные ими провинции: Испанию и Сирию. Правда, при этом им вновь пришлось прибегнуть к беззаконию, поскольку никак иначе они не могли совладать с Катоном. До сих пор, по заведенному порядку, провинции выделялись на год, исключением явился лишь пятилетний империй Цезаря в Галлии. Теперь же Помпей и Красс тоже получили в управление огромные страны сроком на пять лет, причем специальным законом им разрешалось вести любые войны. Таким образом, ответственейшие государственные полномочия - решение вопросов войны и мира - были переданы отдельным лицам, ввиду длительности их магистратуры практически неподконтрольным государству. Тут уже не оставалось места для исконно римских рассуждений о законности, справедливости и божественной санкционированности войн. Поэтому, несмотря на законообразную форму, в которую был облечен статус Помпея и Красса, суть его находилась в чудовищном противоречии с римскими законами, моралью и религией.
Естественно, Катон не мог молча стерпеть такого унижения души и разума своего Отечества, и, хотя все безропотно приняли волю триумвиров как наименьшее зло, он в ходе комиций в одиночку вступил в бой. Ему долго не давали слова, но затем возмущение народа вынудило Помпея уступить. Катона пустили на ростры, но потребовали, чтобы он вместил свою речь в два часа. И тогда, сметая наркотический чад лжи и лицемерия, густым туманом висевший над форумом, на людную площадь вихрем ворвалась устрашающая правда. Два часа над Римом призывным колоколом гремела правда, два часа плебс чувствовал себя римским народом, вышедшим на смертную битву с новым трехликим Ганнибалом, а затем консульские ликторы силой стащили оратора с трибуны и, поскольку он, по выработанному в подобных баталиях навыку, продолжал говорить, выволокли его с форума. После этого все встало на свои места. Теперь на вместительных рострах красовалась кучка хищных авантюристов, их охраняла когорта вооруженных рабов, а вокруг стоячим болотом застыло обывательское стадо, в дремлющем сознании которого, бледнея с каждым мгновением, как предутренний сон, умирало впечатление от краткого прозрения, когда этим людям привиделось, будто они - все еще уважаемые граждане великого государства.